…, его пальцы коснулись ее тонкого плеча. Лед.
Не кожа, не теплое человеческое тело, а кусочек зимы, живой, но беззащитный. Она вздрогнула, но не попыталась отпрянуть, не заплакала. Только смотрела большими, бесконечно темными глазами, в которых отражались огни фар, превращаясь в крошечные луны.
Все хорошо. Голос его прозвучал слишком резко, он сглотнул, стараясь говорить мягче. Ты не одна.
Он подхватил ее на руки, и его пронзила, словно сквозь грудь прошла ледяная игла. Она была невесомой. Словно время выдало из нее жизнь, оставив только оболочку, под которой теплилась слабая, едва заметная искорка.
Максим прижал девочку к груди, кутаясь в тепло собственной куртке, и бросился обратно к машине. Закрыв за собой дверь, он усадил ее на пассажирское сиденье, трясущимися пальцами, выкручивая регулятор печки на максимум. Поток теплого воздуха ударил в лицо, но девочка не шелохнулась.
Только мелко дрожала, сжавшись в комочек. Сейчас, сейчас. Он накрыл ее своими ладонями, пытаясь передать ей хоть каплю своего тепла.
Телефон выпал из кармана. Он схватил его, не отрывая взгляда от девочки, и дрожащими пальцами набрал 112. Алло.
Срочно. Я нашел ребенка на дороге. Маленькую девочку.
Она босая, в пижаме. Она как ледышка. Рядом с ней никого не было.
Голос на том конце что-то говорил, но он не слышал. В голове билось одно, сделай что-нибудь. Да, старое шоссе.
Ближе к развилке. Да, жду. Ему хотелось что-то сказать ей.
Но что? Ты в безопасности? Ты замерзла? Где твои родители? Но она просто смотрела. Максим понял, что ребенок слишком мал и еще не умеет разговаривать. От этого стало еще более жутко.
Как младенец мог оказаться один на трассе? Только сейчас, в тишине, он услышал ее дыхание. Оно было. Не совсем ровным.
Как будто она не привыкла дышать глубоко, как будто каждый вдох был тяжелым усилием. Он накрыл ее руки своими. Ты согреешься.
Все будет хорошо. И в этот миг, пока ее ледяное тельце сжалось к нему, его сознание разорвалось. В памяти резко возникли воспоминания из его детства.
Максиму было тогда не больше пяти лет. Запах гари от лотков с шашлыками. Люди ходят волнами, словно бурлящая река, в которой его уносят течением.
Мама только что была здесь. Она держала его за руку. Но вдруг он потерял ее из виду.
Где она? Толпы, голоса, лица. Они глухие, они не видят его, не слышат. Рынок кажется огромным лабиринтом, и в этом лабиринте он навсегда один.
Дыхание сбивается, грудь сжимается, мир рушится. Он пытается крикнуть, но голос не слушается, и звучит как будто из-под воды. Мам! Мама! Но никто не слышит.
И только в этот момент он осознает, я больше никогда не увижу маму. Тепло рук уходит, остается только страх. Он сжимается в комок, как этот ребенок сейчас, как будто так можно исчезнуть, спрятаться от пустоты.
Но в какой-то момент кто-то берет его за плечо. Эй, ты чего тут? Потерялся? Добрый мужчина. Теплая рука.
Он вернул его маме. Он помнил, как этот высокий спаситель взял его на руки и, подняв на свои плечи, громко крикнул на весь рынок, чей ребенок. Все тогда будто оцепенели, гул оборвался вмиг.
И в этот момент Максим увидел, как сквозь толпу к нему пробирается плачущая мать, не разрывая зрительного контакта с его глазами. Максим зажмурился. А потом резко открыл глаза.
Он больше не ребенок. Теперь он сам тот, кто спасает. Ребенок в его руках.
Хрупкий, крошечный. Он согреет ее, не отпустит. «Все хорошо!» — шепчет он…