Он замер, словно налетев на стену. Потом медленно выдохнул, провёл рукой по волосам. «Я… извините». «Начнём сначала». Но Ева уже качала головой. «Не сейчас. Вернитесь через час, когда успокоитесь. И принесите официальный запрос на документы».
Он ушёл, аккуратно прикрыв дверь. А Ева опустилась в кресло, чувствуя, как дрожат колени. Странно: раньше такой конфликт вызвал бы у неё слёзы, желание спрятаться. А сейчас она чувствовала только правоту и спокойную уверенность.
Артём вернулся ровно через час. С официальным запросом и… веточкой мяты в нагрудном кармане спецовки. «Я должен извиниться», — сказал он, глядя куда-то мимо неё. «Вы правы, я вёл себя непрофессионально». Ева молча указала на стул для посетителей. Он сел, всё ещё избегая её взгляда.
«Знаете, со мной странная история приключилась вчера», — он замолчал, теребя веточку мяты. Ева вдруг почувствовала знакомый аромат — точно такой же, как тот, что наполнял их кухню тёплыми вечерами. «Встретил девушку у проходной», — продолжил он. «Странная такая, в простом платье, с косой. Улыбнулась и говорит: «Ты встретишь свою судьбу завтра, но сначала крепко с ней поругаешься». И протянула вот это», — он кивнул на мяту. «Сказала, поможет помириться».
Ева почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Мирослава. Даже сейчас, исчезнув, она продолжала плести узор их судеб. «Давайте всё-таки поищем это личное дело», — сказала она, улыбаясь. «У меня есть мятный чай. Говорят, он помогает найти потерянное». «И помириться», — в его глазах мелькнула неуверенная улыбка. «И это тоже».
Личное дело нашлось через полчаса — завалилось за старый сейф. А мятный чай действительно помог: сначала помириться, потом подружиться, а затем…
Любовь приходит незаметно — как весна, как рассвет, как первые капли дождя после долгой засухи. Ева не могла точно сказать, когда поняла, что Артём стал больше, чем просто коллегой или другом. Может быть, когда он принёс ей термос с горячим чаем во время авральной проверки документов. Или когда помогал развешивать детские рисунки на выставке в Центре Творчества, где Ева продолжала давать уроки по выходным. А может, в тот вечер, когда они до полуночи сидели на старой скамейке в парке, и он рассказывал ей о звёздах, а она впервые за долгое время чувствовала себя защищённой.
Артём не был идеальным: он всё ещё мог вспылить, иногда забывал про важные даты, и его носки вечно не попадали в корзину для белья. Но в нём была та подлинность, которой так не хватало Даниилу. Когда Артём говорил «Я люблю тебя», это звучало просто и честно, как факт, не требующий доказательств.
Их свадьба была скромной — в старой беседке у реки, увитой диким виноградом. Мать плакала, отец впервые надел костюм, а маленькая Алиса из детского центра рассыпала лепестки роз, старательно выговаривая «совет да любовь».
А потом было ожидание — трепетное, волнующее. Ева часто прикасалась к растущему животу и шептала: «Знаешь, малыш, когда-то давно одна волшебница научила меня снова верить в чудеса». Дочь родилась в грозовую ночь, словно сама природа салютовала её появлению. Когда Артём впервые взял её на руки, его глаза были полны слёз. «Как назовём?» «Мирослава», — ответила Ева без колебаний. И где-то далеко прогремел гром, будто небо одобрительно кивнуло.
В тот же вечер, когда они привезли малышку домой, произошло чудо. На крыльце их ждал кот Север — величественный, как и прежде, только с лёгкой сединой на морде. А рядом с ним сидел чёрный котёнок с белой звёздочкой на груди — точно такой же, какая была у самого Севера. «Шторм», — прошептала Ева, сама не зная, откуда пришло это имя. Котёнок поднял голову и мяукнул, словно соглашаясь…