Свекровь не знала, кем я работаю. Она вылила на меня тарелку супа, сказав:»Ты никто, никакого толку от тебя, ПРОВАЛИВАЙ пока я еще добрая». Но на следующий день ОЦЕПЕНЕЛИ от новости…

«Погорячилась?» — я наконец позволила своему голосу подняться. — «Она облила меня борщом и назвала нищебродкой, а ты стоишь и фактически соглашаешься с ней». — «Но это ведь правда», — неожиданно сказал он, и я заметила, как изменилось его лицо. Словно маска сползла, обнажая то, что он думал на самом деле. — «Восемь месяцев ты не работаешь. Восемь месяцев живешь за мой счет».

«За твой счет?» — я горько усмехнулась. — «Кто оплачивает коммунальные платежи? Кто покупает продукты? Кто?» — «Квартира моя, Андрей», — перебила я. — «Машина, на которой ты ездишь, тоже. И если уж говорить о деньгах, то за последние восемь месяцев ты не внес в наш бюджет ни копейки, все оплачивала я».

Он изумленно уставился на меня. «Откуда у тебя деньги?» Это был момент, когда я могла все рассказать. Открыть, кто я на самом деле. Но что-то остановило меня — возможно, понимание, что это уже не имеет значения. Я просто покачала головой: «Какая разница? Ты никогда не интересовался».

Я развернулась и направилась к выходу. Жалко было только испорченного платья — я купила его специально для сегодняшнего дня, зная, что это будет последний ужин у свекрови. «Ты вернешься», — бросил мне вслед Андрей. — «Куда ты денешься?» — «Беги-беги!» — крикнула свекровь. — «Завтра приползешь обратно на коленях». Я не обернулась.

Закрыв за собой дверь их квартиры, я достала телефон и набрала номер. «Виктор Данилович? Здравствуйте, это Алина. Встретимся завтра в девять утра в офисе. Есть серьезный разговор о кадровых перестановках». — «Да, именно так». — «До завтра».

Я убрала телефон и спустилась к машине. Внутри было пусто и легко, словно я сбросила тяжелый груз, который слишком долго тащила на себе. «Завтра все изменится. Завтра я, наконец, стану собой».

Предыстория

Моего отца, Игоря Владимировича Соловьева, в деловых кругах Киева называли «человеком-кремнем». Твердый, несгибаемый, высекающий искры из конкурентов — сравнение было точным. Я росла, наблюдая, как он строит свою империю из ничего. Когда мне исполнилось десять, отец уже был миллионером. К моему шестнадцатилетию его состояние измерялось десятками миллионов долларов.

Гранд Инвест стал венцом его карьеры — диверсифицированный холдинг, включающий строительство, инвестиции в недвижимость и управление коммерческими объектами. Компания, созданная в начале двухтысячных, к 2025 году вошла в список крупнейших в Украине. Отец видел во мне продолжательницу своего дела. Не сына, которого у него никогда не было, а именно преемницу, способную и достойную. В этом была его уникальность: он никогда не считал, что бизнес — не женское дело. Возможно, потому, что мама, до своей ранней смерти, была его главным советником и партнером.

Я оправдывала его ожидания. Золотая медаль в школе, красный диплом экономического факультета КНУ имени Шевченко, стажировка в международной консалтинговой компании. Когда мне предложили учебу в Стэнфорде, отец настоял, чтобы я согласилась. «Я не удивлюсь, если в тридцать ты станешь успешнее меня», — говорил он, провожая меня в аэропорту. — «У тебя есть все, что для этого нужно».

Я училась жадно, с азартом, впитывая знания и завязывая полезные знакомства. После МВА осталась в Штатах, работала в крупной консалтинговой фирме, затем в инвестиционном банке. К двадцати шести создала собственный стартап — платформу для инвестиций в коммерческую недвижимость. Через год она уже стоила несколько миллионов долларов. А еще через год ее купил фонд из Кремниевой долины, сделав меня долларовой миллионершей.

Отец гордился мной, но я видела в его глазах тень сожаления. Он хотел, чтобы я вернулась в Украину, в семейный бизнес. А я строила свою карьеру, свою жизнь, свою независимость. Наши отношения дали трещину после одного телефонного разговора, когда мне было двадцать восемь. «Алина, я не молодею», — сказал отец без предисловий. — «Гранд Инвест нуждается в новой крови. В тебе».

«Папа, у меня здесь своя жизнь, свои проекты». — «Которые ты с легкостью продала», — в его голосе звучала обида. — «Ты построила компанию и избавилась от нее, как от надоевшей игрушки». — «Это был бизнес-план с самого начала», — возразила я. — «Я создавала стартап, чтобы его продать выгодно». — «А я создавал Гранд Инвест для тебя!» — выкрикнул он, и я впервые услышала, как в его голосе дрогнула сталь. — «Все, что я делал последние двадцать лет — для тебя, Алина! А ты…»

Он не закончил фразу, но я услышала невысказанное: «А ты предала меня». После этого разговора мы почти не общались. Формальные поздравления с праздниками, редкие сухие отчеты о делах. Я с головой ушла в новые проекты в США, он — в расширение бизнеса в Украине. Два упрямца, две копии друг друга, неспособные признать свои ошибки.

А потом он попал в аварию. Тяжелую. Я узнала об этом не от него — он запретил сообщать мне, — а от его заместителя, Виктора Громова, с которым когда-то была дружна. Я прилетела в Киев первым же рейсом. Отец лежал в частной клинике, опутанный трубками и проводами. Когда я вошла в палату, он посмотрел на меня так, словно ждал все эти три года.

«Я знал, что ты прилетишь», — сказал он тихо. Мы проговорили весь день. О компании, о жизни, о маме, которую оба по-прежнему оплакивали. О моих проектах в США и его новых направлениях в Украине. О несказанных словах и невысказанных обидах.

«Я был не прав», — признался он под вечер. — «Нельзя строить бизнес для кого-то. Даже для собственной дочери. Бизнес строят для себя, из страсти, из азарта. Из желания создать что-то значимое». — «И ты это сделал», — я жала его руку. — «Гранд Инвест — твое детище, твой памятник». — «Но он умрет вместе со мной, если не найдется достойный преемник», — он посмотрел мне в глаза. — «Я не давлю, Алиночка. Не требую. Просто предлагаю подумать. Ты можешь вернуться на своих условиях. Можешь приезжать на время. Можешь руководить дистанционно. Как угодно. Просто… не дай моему делу умереть».

Я задумалась. Почти три года в США я строила и продавала компании, консультировала, инвестировала. Это был захватывающий мир, но в нем чего-то недоставало. Возможно, масштаба. Или ощущения преемственности. «Я подумаю, папа», — сказала я наконец. — «Честно».

Он восстанавливался медленно. За два месяца, что я провела рядом с ним в Киеве, я успела глубоко погрузиться в дела Гранд Инвеста. Компания росла, несмотря на сложную экономическую ситуацию в стране. Отец собрал сильную команду управленцев, внедрил современные технологии, диверсифицировал бизнес. Но я видела и проблемы: слишком жесткая вертикаль власти, отсутствие долгосрочной стратегии развития, неэффективные процессы в некоторых подразделениях. И, что важнее всего, отсутствие плана преемственности. Если с отцом снова что-то случится, компания окажется в подвешенном состоянии.

Когда отца выписали из больницы, мы провели серьезный разговор в его домашнем кабинете. «Я готова вернуться», — сказала я. — «Но на моих условиях». Он кивнул, готовый слушать. «Во-первых, я хочу войти в компанию не как дочь владельца, а как профессионал. Сначала на должность финансового директора, и только через полгода, если подтвержу свою компетентность, перейти на позицию генерального». — «Согласен», — отец слабо улыбнулся. — «Что еще?»..