Сентябрьское солнце заливало светом просторный двор загородного коттеджа, играя мерцающими бликами на недавно политых клумбах. Белые ленты, развивающиеся на легком ветру, гирлянды из живых цветов, празднично накрытые столы — всё говорило о предстоящем торжестве. Гости, нарядные и улыбающиеся, постепенно заполняли пространство под большим белым шатром, который покачивался от мягких порывов осеннего воздуха.
Их негромкие разговоры и сдержанный смех создавали ту особую атмосферу ожидания счастья, которая бывает только на свадьбах. В воздухе витал запах свежескошенной травы, смешанный с нежным цветочным ароматом. Над клумбами кружили последние в этом году бабочки, а где-то вдалеке раздавалось беззаботное пение птиц.
Казалось, природа тоже готовилась к празднику, даря этому дню свои самые яркие краски — золота опадающих листьев, синеву безоблачного неба, зелень все еще сочной травы. В центре лужайки возвышалась свадебная арка, украшенная пышными розами и нежными белыми лилиями. Каждый цветок был выбран с особой тщательностью, Карина лично следила за оформлением, проверяя каждую мелочь.
Официанты в белоснежных рубашках сновали между столами, расставляя последнее блюдо и поправляя безупречно отглаженные скатерти. Фотограф проверял освещение, выбирая лучшие ракурсы для будущей съемки, его помощница то и дело поправляла объективы камер. Музыканты настраивали инструменты в дальнем углу шатра, изредка наигрывая отрывки свадебных мелодий.
Распорядительница в строгом костюме с планшетом в руках давала последние указания работникам кухни, сверяясь со списком. Все были заняты подготовкой к важному событию, создавая идеальную картину радостного дня. Но в доме на втором этаже, в одной из комнат, двенадцатилетний Паша лежал на кровати, уставившись в потолок.
Его нарядный костюм, выбранный отцом для церемонии, все еще висел на стуле нетронутым. Галстук-бабочка, который мальчик должен был надеть, небрежно брошен рядом. Паша рассеянно поглаживал пустое место рядом с собой, там, где обычно лежал его рыжий кот Бублик.
Сердце снова сжалось от боли, прошла всего неделя с тех пор, как он нашел его мертвым во враге, со страшно вывернутой шеей. Снизу доносились голоса гостей, звон посуды, смех. Все это казалось таким неправильным, таким фальшивым.
Как они могут праздновать, когда Бублик мертв? Как отец может жениться на этой женщине, от взгляда которой у Паши мурашки бегут по коже? В дверь решительно постучали, и через мгновение в комнату вошел Вадим, его отец, сегодняшний жених. Он был уже полностью готов к церемонии, в дорогом темном костюме, с безупречно повязанным галстуком, начищенный в до блеска туфлях. Только глаза выдавали его раздражение, даже леваки, игравшие на скулах.
— Паш, ну сколько можно? — все уже собрались. Гости спрашивают, где ты? Ты же обещал, что будешь вести себя хорошо, что не устроишь сцену? Мальчик молча перевернулся на бок, отворачиваясь от отца. На прикроватной тумбочке стояла фотография мамы.
Она улыбалась так светло и нежно, как умела только она. Вадим тяжело вздохнул, провел рукой по уже начинающим сидеть вискам. — Послушай, сынок, я понимаю, это непросто, но Карина станет частью нашей семьи.
Она хорошая женщина, ты просто должен дать ей шанс. — Нет, — резко перебил отца Паша, садясь на кровати. — Она никогда не станет частью нашей семьи, никогда не заменит маму.
Ты что, не видишь, какая она на самом деле? Лицо Вадима окаменело, между бровей залегла глубокая складка. — У тебя есть пятнадцать минут, чтобы одеться и спуститься вниз. Я не позволю тебе испортить этот день, не заставляй меня принимать меры.
Дверь за отцом закрылась чуть громче, чем следовало. Паша сжал кулаки, чувствуя, как к горлу подступают слезы. В комнате вдруг стало невыносимо душно.
Чтобы отвлечься, он спустился в зал, взял пульт и включил телевизор. Экран вспыхнул яркими красками новостной студии. Сегодня в деле о пропаже бизнесменов появилась первая серьезная зацепка, энергично вещала молодая дикторша.
На записи с камеры видеонаблюдения видно, как пропавший мужчина идет по улице с женщиной. Несмотря на то, что лицо спутницы разглядеть невозможно, следователи обратили внимание на характерную татуировку в виде крестика на ребре ее ладони. Паша резко сел на диван, сердце забилось где-то в горле.
Эта татуировка, он столько раз видел такую же на руке Карины. Когда она протягивала руку, чтобы якобы ласково погладить его по голове, он всегда отшатывался. И тогда в ее глазах мелькало что-то страшное, звериное, совсем не похожее на тот образ милой женщины, который она старательно создавала для отца.
Мальчик вскочил. На лужайке заиграла свадебная музыка, церемония вот-вот должна была начаться. Паша бросился к двери, едва не споткнувшись о брошенные туфли, скатился по крыльцу, перепрыгивая через две ступеньки, и выбежал во двор, где его на мгновение ослепило яркое солнце.
«Стойте!», — закричал он, пробираясь между удивленных гостей в нарядных костюмах и платьях. «Подождите! Посмотрите на ее руку! На руку невесты!» Все замерли. Музыка резко оборвалась на середине такта, словно музыканты от неожиданности выронили инструменты.
Карина, стоявшая под аркой в белоснежном платье, медленно повернулась к Паше, и ее взгляд — холодный, страшный, совсем не похожий на взгляд счастливой невесты — заставил мальчика похолодеть от ужаса. Год назад их жизнь текла совсем по-другому. Двухэтажный коттедж, утопающий в яблоневом саду, хранил тихую грусть и теплоту воспоминаний.
Каждое утро Вадим, проходя по коридору, останавливался у большой фотографии Соня. Она улыбалась с портрета той особенной улыбкой, которую он помнил уже восемь лет, столько прошло с того страшного дня аварии. Ее серо-голубые глаза, казалось, следили за ним, и иногда ему чудилось, что она вот-вот заговорит, скажет что-нибудь ободряющее, как делала всегда.
«Доброе утро, милая», — шептал Вадим, прикасаясь пальцами к фотографии, и каждый раз замечал, как незаметно, словно тень, появлялся в коридоре Паша, их сын, так похожий на мать теми же красивыми глазами и чуткой душой. По выходным они часто сидели на веранде, Вадим с чашкой крепкого кофе, Паша с какао, между ними важно устраивался рыжий бублик, появившийся в их доме после смерти Сони. Кот словно чувствовал их грусть и старался утешить, то к одному прижмется, то к другому, мурлыча свою кошачью песенку.
Его пушистый хвост с белым кончиком подрагивал, когда он перебирался от отца к сыну, будто связывая их незримой нитью. «Пап, расскажи еще раз, как вы с мамой познакомились», — часто просил Паша, и Вадим рассказывал, в сотый раз, но каждый раз как впервые, о студенческой библиотеке, где Соня подрабатывала, о том, как она помогала ему искать книги для диплома, о ее смехе, так похожем на серебряный колокольчик. «Знаешь, сынок», — сказал однажды Вадим, — «когда они в очередной раз сидели на веранде, мне кажется, мама не хотела бы, чтобы мы жили вот так, застыв в прошлом».
Она всегда говорила, что жизнь нужно проживать полностью, до последней капли. Паша напрягся, крепче сжав чашку с какао. Бублик, почувствовав его состояние, тут же перебрался к мальчику на колени.
«Я думаю, может быть мне пришло время попробовать с кем-нибудь познакомиться», — осторожно продолжил Вадим. «Твоя мама хотела бы, чтобы мы были счастливы». Первые попытки знакомств через сайты оказались неудачными.
Одни женщины казались слишком легкомысленными, другие чересчур напористыми. Некоторые откровенно пугались, узнав про сына-подростка. Были и те, кто сразу начинал интересоваться размером его бизнеса и маркой машины.
В новостях в это время все чаще стали мелькать тревожные сообщения о пропавших без вести предпринимателях. Говорили о каких-то бандах, о возможных похищениях, но следов и улик не находили. Вадим, погруженный в поиски новых отношений, лишь мельком обращал внимание на эти новости.
Ему казалось, что это происходит где-то далеко и его не касается. А потом появилась она, Карина. Ее сообщение в приложении для знакомств было простым и искренним.
«Кажется, у нас похожие взгляды на жизнь». Они начали переписываться, и каждое ее слово находило отклик в его душе. Она любила те же книги, что и Соня, слушала ту же музыку.
Она будто понимала его с полуслова. Их первая встреча в кафе затянулась до позднего вечера. Они говорили обо всем на свете, и Вадиму казалось, что он знает эту женщину всю жизнь.
Карина оказалась именно такой, какой представлялась в переписке, мягкой, внимательной, с чуть грустной улыбкой. Она рассказала о своих неудачных отношениях, о потерянном ребенке, и его сердце сжалось от сочувствия. Все закрутилось так быстро, что Вадим и опомниться не успел.
Свидания следовали одно за другим, и каждый раз Карина раскрывалась с новой стороны. Она умела слушать, умела поддержать, никогда не говорила пренебрежительно о Соне, наоборот, с искренним участием расспрашивала о ней. Когда через три месяца Вадим предложил ей переехать к ним, Карина согласилась не сразу.
«А как же Паша?» — спросила она с искренней заботой. Ему нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Разговор с сыном оказался непростым.
Паша сидел на своей кровати, теребя уголок подушки, а Бублик тревожно вглядывался в его лицо своими янтарными глазами. «Зачем? Нам же хорошо вдвоем». «Втроем», — поправил Вадим, погладив кота.
«Послушай, сынок, Карина — хороший человек. Она не пытается заменить маму, она просто хочет стать частью нашей семьи. Дай ей шанс.
Договорились?» Паша долго молчал, потом тихо произнес «Я постараюсь». Но когда Карина переехала, что-то сразу же изменилось в их доме. Паша все чаще замечал странности в поведении новой отцовской женщины, словно иногда с нее соскальзывала маска, обнажая что-то холодное, чужое, пугающее.
Перемены в доме начались из-под воль, почти незаметно. Сначала Карина предложила немного освежить интерьер, и фотографии Сони стали постепенно исчезать со стен. «Милый, прошло восемь лет», — мягко говорила она Вадиму.
«Нужно двигаться дальше». Большой портрет в коридоре она предложила убрать последним, но Вадим впервые возразил «Нет, этот останется». Паша замечал то, чего не видел отец.
Когда Карина думала, что она одна, ее лицо менялось, словно кто-то стирал с него приветливое выражение. Однажды он застал женщину у маминого портрета. Она стояла, скрестив руки на груди, и в глазах ее горела такая явная ненависть, что мальчик невольно попятился.
Услышав его шаги, Карина мгновенно преобразилась, снова стала милой и заботливой. Бублик раньше такой ласковый и общительный, теперь все время держался на стороже. Кот словно чувствовал что-то неладное, шерсть на его загривке вставала дыбом, когда Карина проходила мимо.
Он перестал спать в своей корзинке в гостиной, предпочитая прятаться в комнате Паши. Однажды ночью мальчик проснулся от жажды. Спускаясь на кухню, он заметил свет в кабинете отца.
Из-за неплотно прикрытой двери доносилось тихое клацание клавиатуры. Мальчик осторожно заглянул внутрь, Карина сидела за компьютером, вглядываясь в экран. В тусклом свете монитора ее лицо казалось маской из голубоватого воска.
Паша успел заметить открытые вкладки «Яды без вкуса и запаха», «Как избавиться от животного», «Действия крысиного яда». В новостях все чаще говорили о пропавших бизнесменах. Теперь передачи шли с фотографиями исчезнувших, с интервью их убитых горем родных.
Все случаи были похожи, успешный предприниматель заводил новые знакомства, а через некоторое время бесследно исчезал. Паша замечал, как внимательно Карина смотрит эти репортажи, как едва заметно кривятся ее губы в подобии улыбки. Иногда она уезжала на несколько дней к родственникам и эти дни передышки стали лучшими в жизни Паши, он снова больше проводил времени с отцом, мог внутренне расслабиться.
А потом пропал Бублик, просто не пришел вечером на свой обычный ужин. Паша искал его везде, обошел все комнаты, проверил сад, звал пока не сорвал голос. Вадим помогал в поисках, расклеивал объявления, обходил соседей.
Карина изображала участие, но глаза ее оставались холодными, как льдинки. «Может, он убежал в лес?», — предположила она. — Коты часто уходят умирать подальше от дома.
Бублик не мог убежать, — возразил Паша, — он домашний кот, он никогда не уходил далеко. Целую неделю Паша прочесывала окрестности, заглядывая под каждый куст, спускаясь в овраги, и в одном из них, почти в километре от дома, он нашел своего друга. Рыжая шерсть потускнела, шея была неестественно вывернута.
Паша долго сидел рядом, гладя остывшую шерстку, а потом побежал домой, спотыкаясь и размазывая по щекам слезы. Они похоронили Бублика в саду, под старой яблоней. Вадим молча обнимал рыдающего сына, а Карина стояла чуть поодаль, на ее губах играла торжествующая улыбка.
Видимо, думала, что никто не видит, но Паша заметил, он всегда замечал эти ее настоящие выражения, проступающие сквозь маску участия. — Пап, это она, — выпалил он вечером, — она убила Бублика, я видел, как она искала в интернете что-то про яды. — Прекрати, — впервые закричал на него отец, — ты переходишь все границы, Карина любит животных, она бы никогда так не поступила, пойми, это просто несчастный случай, или Бублик болел, а мы просто не заметили.
Но Паша знал, это не случайность, как ни случайностью было и то, что вскоре Карина предложила обновить его комнату, выбросив старые игрушки и фотографии, и то, что она все настойчивее предлагала отправить его в школу-интернат для лучшего образования. Отец и его подруга решили пожениться, подготовка к свадьбе уже шла полным ходом, Карина превратилась в настоящую бизнес-леди, встречи с организаторами, выбор меню, заказ декораций, она все держала под контролем. И лишь иногда, тайком, эта странная женщина приотпускала личину наигранного благодушия, обнажая истинное лицо, выражающее какое-то жуткое предвкушение.
А по телевизору передавали новости о новых исчезновениях, теперь следователи сообщали о серийном преступнике, который охотился на состоятельных мужчин. И каждый раз, когда об этом рассказывали на передачах, Паша замечал, как Карина машинально потирает маленькую татуировку-крестик на ребре ладони. Отец больше не хотел слушать его опасения.
«Ты просто ревнуешь», — говорил он. «Тебе кажется, Карина любит нас обоих, перестань позорить меня и выдумывать про нее свои небылицы». Но Паша видел, как она смотрит на отца, когда тот отворачивается, словно прикидывает что-то в уме, словно что-то планирует.
И от этих взглядов у мальчика холодело в груди. «Смотрите на ее руку», — звенел в воздухе голос Паши, и весь праздничный шум стих, словно выключили звук. В тишине было слышно, как шелестят на ветру белые ленты свадебного декора, как тихо позвякивают бокалы на накрытых столах.
Гости замерли, переводя растерянные взгляды с мальчика на невесту. Карина стояла под аркой, ее белое платье слегка покачивалось, расшитый жемчугом корсаж мерцал в лучах осеннего солнца. На безупречно красивом лице застыла смесь удивления и обиды, но в глазах, если присмотреться, плескался страх.
Она машинально одернула длинную перчатку на правой руке, словно пытаясь что-то скрыть. — Паша! — голос Вадима дрожал от гнева. Отец не находил себе места, руки судорожно сжимались и разжимались, его праздничный костюм, который утром так тщательно выглаживали нанятые помощники, теперь был измят, галстук съехал набок.
— Немедленно прекрати, ты же обещал. — Нет, пап, послушай меня. Паша взъерошенный, в домашней футболке с изображением супергероя, шагнул вперед, наступая на рассыпанные по дорожке лепестки роз, в его серо-голубых глазах, так похожих на мамины, стояли слезы, но голос был твердым.
— Она убийца, та самая, о которой говорят в новостях. У нее такая же татуировка, крестик на ребре ладони. По рядам гостей пробежал встревоженный гул.
Задние ряды привставали, пытаясь лучше рассмотреть происходящее. Кто-то уже достал телефон, открывая новостные сайты. Пожилые дамы в шляпках испуганно перешептывались, мужчины хмурились, официанты застыли с подносами, не зная, что делать.
Карина побледнела, ее идеальный макияж вдруг стал казаться театральной маской. Она машинально спрятала правую руку в складках платья, но все заметили этот жест. — Вот, смотрите.
Женщина в лавандовом платье и широкополой шляпе протянула свой телефон соседям. Ее руки дрожали, а массивные серьги качались в такт взволнованному голосу. Здесь говорят про татуировку крестик на ребре ладони.
И фотография есть. Это какое-то недоразумение, голос Карины пытался звучать мягко, успокаивающе, как всегда, когда она хотела кого-то убедить. — Вадим, милый, ты же не веришь в эти глупости.
Мало ли у кого может быть похожая татуировка. Давай продолжим церемонию. Но Вадим уже не смотрел на нее.
Его взгляд был прикован к экрану телефона, который ему протянули. На записи с камеры наблюдения женская рука с точно такой же татуировкой держала руку мужчины, пропавшего полгода назад. Все совпадало — и размер крестика, и его расположение, и даже легкий наклон.
Карина его голос охрип, словно ему вдруг стало трудно дышать. В висках стучала кровь, а в голове проносились все странности последних месяцев, которые он так старательно игнорировал. — Покажи руку, надо сравнить.
— Что ты сказал? — Она отступила на шаг, продолжая прятать правую ладонь. Подол ее платья зацепился за розовый куст, но она даже не заметила, как дорогая ткань затрещала. — Вадим, как ты можешь потакать глупостям этого назойливого мальчишки? После всего, что между нами было, после всех наших планов.
— Покажи руку. В его голосе зазвенела сталь. Это был уже не голос влюбленного жениха, а голос отца, готового защищать своего ребенка.
Все произошло за считанные секунды. Лицо Карина исказилось, словно ей надоело притворяться. Глаза потемнели, став почти черными, губы искривились в жутком оскале.
Одним движением она схватила со стола серебряную вилку, свадебный подарок от кого-то из гостей, и бросилась к Паше. Ее движения были стремительными, отточенными, словно она много раз исполняла подобное. — Тебе конец.
Прошипела она, и ее голос был уже не похож на то мягкое, мелодичное мурлыканье, которым она очаровала Вадима. Ты все испортил, маленький гаденыш. Все должно было быть идеально.
Вадим среагировал мгновенно, словно что-то внутри него, какое-то отцовское чутье, все это время было на чеку. Он рванулся на перерез, сбивая Карину с ног. Они покатились по траве, сцепившись в отчаянной борьбе.
Острые зубцы вилки вонзились Вадиму в плечо, он вскрикнул от боли, но не разжал хватку. Белое платье Карины окрасилось красным. Гости кинулись в рассыпную.
Кто-то кричал, кто-то звонил в полицию, женщины визжали, опрокидывая столы с угощением. Двое крепких мужчин, кажется, партнеры Вадима по бизнесу, бросились на помощь, пытаясь оттащить Карину, но она извивалась как змея, царапалась и кусалась. В какой-то момент ей удалось вырваться, платье треснуло по шву, она отбросила туфли на высоких каблуках и бросилась к лесу, петляя между праздничных столов.
— Остановите ее! — кричали гости. Но Карина была быстрой, будто всю жизнь тренировалась убегать. Она петляла между деревьями, все глубже уходя в лес.
Ее белое платье мелькало между стволов, как призрачный флаг, пока совсем не скрылось в сумраке зарослей. Вадим, прижимая окровавленное плечо, притянул к себе дрожащего Пашу. Мальчик уткнулся лицом в отцовский пиджак, и его плечи тряслись от рыдания.
— Прости меня, сынок! — прошептал Вадим. — Прости, что не верил тебе, что подвел тебя и маму. Где-то вдалеке уже выли сирены приближающихся полицейских машин.
В воздухе пахло разлитым вином и разбитыми мечтами. Свадебная арка, украшенная белыми лилиями, теперь казалась декорацией к страшной сказке, которая чудом не закончилась трагедией. А на смятой скатерти лежала брошенная серебряная вилка, и на ее зубцах еще алела кровь человека, которого Карина планировала сделать своей следующей жертвой.
Рядом валялась ее длинная перчатка, которая больше не скрывала маленький черный крестик на ребре ладони, метку, выдавшую серийную убийцу. Полицейские быстро оцепили территорию. Вадим, которому уже оказали первую помощь, сидел на скамейке, обнимая сына здоровой рукой.
Вторая была перебинтована, рана от вилки оказалась не глубокой, но болезненной. Следователи опрашивали гостей, а кинологи готовили собак для поиска беглянки. Вдруг Паша выпрямился, его глаза расширились от внезапной догадки.
«Папа», — прошептал он, — «я знаю, где ее искать». Она там, в овраге, его голос дрогнул, где я нашел Бублика. Следователь, молодая женщина с собранными в тугой пучок волосами, внимательно посмотрела на мальчика.
«Почему ты так думаешь?» Она любит возвращаться на места своих преступлений, Паша с трудом подбирал слова. «Когда мы хоронили Бублика, я видел, как она улыбалась, и потом несколько раз замечал, как она ходит к тому оврагу, будто любуется чем-то». Поисковая группа организовалась быстро.
Вадим, несмотря на возражения медиков, настоял на том, чтобы идти с ними. Паша показывал дорогу, ту самую тропинку, по которой он столько раз ходил в поисках своего пропавшего друга. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в тревожные багровые тана, когда они подошли к нужному месту.
Полицейские с оружием наготове начали спускаться по крутому склону. И там, в тени старых деревьев, они увидели ее. Карина сидела на поваленном стволе, изодранное окровавленное платье женщины серелось в полутьме.
Она даже не пыталась бежать. Когда их увидела, подняла голову и странно улыбнулась. Я знала, что мальчишка догадается, ее голос звучал почти спокойно.
Смышленый, явно не в отца пошел. Полицейские окружили маньячку, защелкнули наручники на запястьях. Карина не сопротивлялась, похоже, ей надоело скрываться, только смотрела прямо на Вадима и Пашу.
«Хотите знать, почему?», — спросила она вдруг. «Почему именно вы? Почему все они?» Ее смех прозвучал надломленно и жутко. Восемь лет назад я тоже мечтала о семье.
Ждала ребенка от человека, которого любила. Он был таким же успешным бизнесменом, тоже говорил о любви. А потом просто ушел.
Ребенок помешает моей карьере, вот и все, что он сказал. Я потеряла малыша от переживаний. Она перевела взгляд на Пашу, и мальчик невольно прижался к отцу.
Знаете, что я поняла тогда? Что все вы успешные мужчины одинаковые. Строите из себя примерных семянинов, а внутри пустота. И я решила, если мне не суждено иметь семью, то и вы потеряете свое счастье и свою жизнь.
Каждый из вас, до кого я смогу добраться. «Ты больная», — тихо сказал Вадим, крепче обнимая сына. Возможно, Карина пожала плечами.
Но я заставила их всех заплатить. Семерых. Ты должен был стать восьмым.
Идеальное число. А после свадьбы месть стала бы еще слаще. Жаль, что твой щенок все испортил.
Суд состоялся через три месяца. В зале заседаний Карина держалась все так же надменно. Следователи нашли тела всех ее жертв.
Она действительно возвращалась на место своих преступлений. Это было частью ее ритуала. Приговор был суров, пожизненное заключение без права на досрочное освобождение.
Когда ее выводили из зала суда, она на мгновение остановилась возле Паши. «Знаешь», — сказала она почти мечтательно, — «твой кот был очень храбрым. Он пытался защитить вас, как и ты».
Паша не ответил, только крепче сжал руку папы. За окном шел мягкий декабрьский снег. Старый год подходил к концу, унося с собой кошмар последних месяцев.
А впереди их ждала новая жизнь, жизнь, где они с отцом стали еще ближе, пройдя через это страшное испытание вместе.