Пусть умирает. Нам жалко денег на нее, — сказала свекровь, главврачу, после аварии. Муж кивнул. А мне добавила: «Сыну найдем новую». Но вечером за ее спиной раздался голос…

И почти испытал, как ее пальцы, связанные датчиками, тихо шевельнулись. Может, судорожный импульс, а может, знак, что где-то в глубине сознания она услышала.

Утренний свет просачивался через горизонтальные жалюзи палаты интенсивной терапии, когда Артема допустили к стеклянному боксу. Марина дышала через прозрачную трубку, глаза, еще тяжкие от пропофола, едва-едва приоткрылись, и сквозь эндотрахеальную маску вырвался глухой звук, похожий на попытку слова. Артем наклонился к самой кромке барьера, произнес медленно, чтобы губы можно было читать:

— Ты всегда была для меня больше, чем школьная мечта. Я здесь, я рядом, я больше не исчезну.

Ее веки дрогнули, в карих зрачках мелькнула струйка осознания. Он уловил бледную улыбку, она, собирая остатки сил, прохрипела сквозь силикон:

— Ты всегда был рядом, Артемка, я просто не умела смотреть.

Эти восемь слов, как швейцарские пружины, сдвинули в нем весь прошлый мир. Школьные стихи, смущенные букеты, насмешки одноклассников, холодное «Будешь циником» от тех, кто считал нежность слабостью. Теперь же эта нежность держала между пальцами линию жизни.

Увидев, что медсестра проверяет датчики, Артем отступил к креслу в маленькой больничной капелле, где выцветшие иконы соседствовали с простыми молитвенными свечами. Универсальное место для тех, кто просит высшие силы, не уточняя адрес. Он достал блокнот, тот самый школьный формат в клеточку, что однажды подарил ей, и начал писать:

Марина, если ты читаешь это, значит, уже победила полпути. Я любил тебя с тех пор, как ты нарисовала на моей руке смешного зайца и сказала, что это твой талисман. Я молчал, когда ты выбирала другого, потому что верил. Любовь не требует места, она требует времени. Теперь время настало, и я не прошу взаимности, я прошу шанса отдать тебе все, чего мне хватило, чтобы стать, кем я стал. Пусть мир называет меня благотворителем, а журналисты — героем, но ты знаешь, я просто мальчишка, которому ты когда-то велела не терять доброту. И знаешь, она не заржавела.

Он поставил дату, вложил лист в конверт без подписи.

Пока он писал, на другом конце этажа Екатерина билась об экономику. Втолкнув адвоката в пустой кабинет, она с сиплым шепотом диктовала:

— Надо ускорить оформление квартиры на меня. Марина все равно еще недели две в тяжелом. Дееспособности нет, значит, по доверенности мужа передаем имущество мне в управление. Жить ей негде будет, пусть сама решает. Главное, инвестиции с продажи сразу покроют кредиты.

Адвокат, упитанный господин с дорогими запонками, кивал, потирая телефон:

— Даю гарантию. Оформим через опекуна за сутки.

Неожиданно Виктор шагнул в дверной проем:

— Нет.

Оба обернулись. Он выглядел так, будто за ночь постарел на десять лет. Глаза покраснели, плечи опустились, руки дрожали, но голос прозвучал уверенно:

— Никаких сделок. Квартира остается в собственности жены. И точка.

Екатерина кипела:

— Ты с ума сошел! Мы лишимся всего!

— Лучше я лишусь денег, чем совести, — ответил он.

Адвокат отшатнулся:

— Мне нужен единый фронт клиентов. Извините.

Виктор обернулся:

— Уходите.

Бумаги шлепнули на стол. Дверь захлопнулась. Ночь вновь распласталась по коридорам, заставляя лампы смотреться как блеклые фонари на старом перроне.

Екатерина шагала по кафелю. Каблуки стучали нервным метрономом. Она высмотрела в журнале постовых фамилию дежурной медсестры — Оксана. В кармане звякали таблетки, успокоительные, которые она отказывалась пить, чтобы оставить острие злости нетронутым. Набросив шаль, свекровь прокралась к посту, сфокусировалась на хищной мысли. Подсыпать в капельницу другой препарат — безобидный антикоагулянт, который сделает кровь Марины слишком жидкой. Таблетка растворится, и утреннее тромбоцитопение даст внутреннее кровотечение. Все спишут на осложнение. Она почти убедила себя, что делает добро. Избавляет сына от камня на шее.

Дверь бокса тихо приоткрылась. Оксана, уставшая, рассматривала график инфузии, но Екатерина вошла на полшага, прошептала:

— Девочка, у тебя такие красивые глаза. Ты ведь понимаешь, пациенты иногда мучаются. Ты можешь облегчить страдания.

Оксана испуганно вытаращилась:

— Я не понимаю.

Екатерина достала ампулу:

— Подмени раствор, и никто не узнает.

Медсестра метнула взгляд на монитор, где спала Марина, потом на ампулу, потянулась к тревожной кнопке. Свекровь перехватила ее руку:

— Подумай о будущем. У нас связи. Любые курсы оплачены.

Носик кнопки дрогнул под пальцем Оксаны. Еще мгновение, и компромисс казался легче воздуха. Но вдруг тень отделилась от стены. Высокий мужской силуэт появился в коридоре. Голос прозвучал спокойнее, чем полночный метроном, но в нем звенела сталь:

— Шаг влево, и вы окажетесь подсудимой.

Лицо оставалось в тени, лишь выхвачено было контуром дежурной лампы. Екатерина вздернула подбородок:

— Кто вы такое, чтобы мне указывать?

Шаг, второй, фигура вышла ближе, и только холодный блеск значка Следственного комитета сверкнул на лацкане. Оксана ахнула, отдернула руку, ампула выпала, стукнулась о кафель, раскололась, рассыпав стекла, будто крошечные ножи, режущие завершающую ноту ночной интриги.

Коридор затих, словно проглатывая эхо расколовшейся ампулы, и в этот момент тень сделала шаг в свет. Это оказался Артем, но теперь рядом с ним был не только металлический блеск значка СК, а целая маленькая делегация: главврач Соколов с папкой в руках, адвокат клиники Ирина Кравченко, держащая планшет с законами, и молодой журналист-стример, чья камера-фонарь сразу брызнула ослепительным белым лучом. Прямой эфир в сетях уже набирал десятки тысяч зрителей, и в поле микрофона попадало каждое сердитое дыхание.

Артем по-деловому отошел на шаг, давая свету полностью залить Екатерину, и произнес тихо, но так, что звукорежиссер стримера поддал громкость:

— Екатерина Ивановна! Весь мир сейчас слышит! Вы пытались вмешаться в терапию! Врач подтвердит!

Соколов, еще вчера мучительно выбиравший сторону, раскрыл папку:

— Запись медсестры, разговор о намеренном отключении оборудования и предложение подменить препарат — все передано следователю.

Камера тут же взяла крупный план его дрожащих пальцев, и стример зашептал в микрофон:

— Эксклюзив! Главврач свидетельствует против родственницы пострадавшей.

Екатерина шагнула назад, но позади уже стоял оперуполномоченный, судебный ордер блестел в руке:

— Прошу пройти!

Она бросила на сына последний взгляд-команду:…