* Пусть умирает. Нам жалко денег на нее, — сказала свекровь, главврачу, после аварии. Муж кивнул. А мне добавила: «Сыну найдем новую». Но вечером за ее спиной раздался голос…

— Чего смотришь? Цены увидел?

Виктор, усталый, отшатнулся:

— Она моя жена!

— Жена! — перекривило лицо Екатерина. — И что с того? Она не дает тебе детей. Она тянет из нас деньги. А теперь еще и это.

— Авария — случайность, — тихо произнес он.

Но мать обняла его, как будто он опять пятилетний:

— Случайность бывает счастливой. А это знак. Не спорь.

У поста Соколов снова встретил их, сейчас уже с бледностью капитана, чья лодка течет. Но он еще борется:

— Я принял решение. Завтра с утра мы заказываем пластины у «МедТех Украина».

Екатерина щелкнула сумочкой:

— Не рекомендую. Мы переведем пациентов, чьи спонсорские выплаты покрывают ваш ремонт отделения.

Соколов впервые поднял голос:

— Это врачебный долг.

— Долг. Перед кем? Перед умирающей женщиной или перед тридцатью детьми из онкологии, которым вы завтра закроете палатные окна из-за нехватки денег?

Виктор вздрогнул и громко вмешался:

— Достаточно. Мы обсудим позже.

За стеклом операционная сияла белизной, словно пустое небо, где решаются судьбы. Марина вновь погружалась в забытье, цепляясь за последнее. На школьном выпускном Артем так неловко пытался подарить ей старенький серебряный кулон сердца. Она смеялась:

— Не хочу быть банальной!

А он робко отвечал:

— С ним ты будешь в безопасности.

Она не взяла кулон, и теперь сердце будто не имело защиты. Оксана, не дождавшись ответа, опустилась на стул, держа аппарат обеими руками. Линия «Абонент недоступен» сменялась «Идет соединение», потом снова тишина. Вдруг дисплей высветил: Перезвонил Артем С. Медсестра ахнула, однако, прежде чем коснуться зеленой кнопки, экран потух, телефон Марины разрядился. Она вскочила, будто опомнившись, метнулась к розетке, нашла шнур, вцепилась, словно жизнь зависела от красной полоски заряда. Пока батарея набирала проценты, Оксана открыла диктофон. Запись сохранилась. Пальцы дрожали, как у пианиста перед финалом.

Ночной коридор вздохнул сквозняком, где-то глухой гром ожидал утро. А в конце пролета у двери реанимации ладонь Оксаны держала телефон Марины, когда на экране медленно вспыхнули проценты. Она снова нажала перезвонить. Гудок. Второй. Третий. Словно в ответ рядом щелкнул выключатель. Санитар выключил свет, экономя электричество. В мгле тусклый дисплей светился единственным окном спасения. Гудок. Четвертый. И щелк. Связь прервалась. Экран выдал: Ошибка сети. Оксана крепко зажмурилась, прижала телефон к груди, думая, что, возможно, где-то среди шумящих волн Днепра уже зазвенел чужой смартфон.

Вспыхнул номер незнакомый. Она не знала, услышит ли он, но выбор сделан. Запись сохранена, номер набран. Шаг в сторону, и мастодонт-коридор поглотил ее тень. Ночь медленно надвигалась на больницу, как тяжелая театральная кулиса. Но под тканью предрассветной тьмы шевелилось нечто большее, чем мрак. Возмущение людей, вспыхивающие экраны, хрупкий пульс на мониторе и чья-то давняя клятва: «Я буду рядом, когда станет страшно!» — клятва, готовая проснуться.

Желтая школьная рамка фотографии, затертая пальцами, будто сама память боялась стираться, внезапно вспыхнула в сознании Марины. Это был переломный октябрь их одиннадцатого класса. Первый серьезный тест по литературе, когда в аудитории пахло мелом, резиновыми сапогами и только что размороженными батареями, а Артем, высокий, щеки красные от раннего мороза, неловко перехватывал подмышкой толстую в клеточку тетрадь. Папка была перевязана узкой лентой, как новогодний подарок из старых фильмов, и он пытался протиснуться к ее парте, пока остальные занимались вечерними пересудами насчет выпускного. Он наклонился:

— Я собрал свои стихи. Все, что писал в эти годы. Там даже стихотворный дневник. Посмотри, пожалуйста.

Девичья ее легкомысленность вспыхнула на губах дразнящей ямочкой. Она покрутила тетрадь, заглянув под обложку:

— Ты не перестаешь меня удивлять, Артемка. Знаешь, что я скажу? Не теряй доброту. Она у тебя особенная, как у писателей из старых томиков.

Он смутился, потер воротник, а потом выдавил:

— Боюсь, что стану циником в большом городе.

И она, совсем как будущая актриса трагикомедии, отбросила косу на плечо, усмехнулась:

— Запомни, если однажды станет страшно, твоя мягкость будет твой единственный меч. Обещай, что не заржавеет.

Артем поднял глаза, где, казалось, чуть-чуть блестели слезы, и шепотом, который, однако, звучал громче школьного звонка, произнес:

— Обещаю, Марина, обещаю навсегда.

На этой ноте сцена расплылась, как старый негатив, и снова подступила к горлу металлическая трубка ИВЛ.

Между тем в Киеве, где набережные Днепра тонули под косым дождем, бизнес-портрет Артема Соколенко, известного как «Зимний инвестор» из-за холодной аналитики, переживал внезапную трещину. Черный «Мерседес» остановился около его офиса на Крещатике, шофер распахнул зонт, но Артем, схватив телефон, даже не заметил, как мокрые струи обрушились на безупречный пиджак. В наушниках шипела запись, присланная неизвестным номером. Гортанный женский голос, полный кислотной снисходительности, произносил: «Пусть умирает, нам жалко денег на нее». За этой фразой — щелчок, потом резкий шепот: «Сыну найдем новую». Артем замер, будто в грудь вонзили ледяной клинок.

Он вскинул лицо к темному небу, где капли растворяли приглушенный свет фонарей, и сказал вслух, не разбирая, слышит ли его водитель:

— Бронируй ближайший рейс до Харькова, вылетаем за полночь.

Он понимал, эта запись могла быть фальшивкой, пиар-выдумкой, но интонацию Екатерины Ивановны он запомнил навсегда. Когда-то она также снисходительно вопросила его на выпускном:

— Вы все стишки сочиняете. Настоящие мужчины пишут банковские чеки.

Теперь голос звучал как приговор.

Пока в аэропорту Борисполь в VIP-зал подносили горячий кофе, и диспетчеры с тревогой улаживали срочную заявку на частный джет, Артем, словно на автопилоте, просматривал новостную ленту. ДТП на окружной дороге Харькова, столкновение фуры и кроссовера. Пострадавшая 28-летняя женщина-пассажир в критическом состоянии. Источник аноним. Лобовое фото с разодранным кузовом, которым поставщики кликбейт-трафика кормили читателей, пробило его через сердце. Он стиснул подлокотник:

— Сколько времени до взлета?

— Пятнадцать минут, сэр. Воздушный коридор свободен.

Его помощник Богдан, тщедушный в дорогом плаще, подступил к креслу:

— Мы можем подключить лучших нейрохирургов из Германии…