Они исчезли во время выпускного вечера, а спустя 22 года всплыло нечто шокирующее…
Оксана нахмурилась, но прежде чем она успела что-то сказать, в комнату вошел техник-криминалист с папкой в руках. Он передал ее Оксане, которая быстро пробежала глазами по содержимому. Ее брови поползли вверх. «Дмитрий Соколов. Отпечатки совпадают. ДНК тоже», — сказала она, глядя на Диму. «Это действительно вы». Дима поднял глаза, и в его взгляде мелькнул ужас, как у человека, только что получившего приговор. «Я же сказал», — прошептал он. «Я не должен был возвращаться. Не должен был».
Офицеры молчали, пытаясь осмыслить происходящее. Они ждали человека, который объяснит загадку, даст ответы о пропаже, автобусе, костях. Но вместо этого перед ними стоял человек-загадка, чье появление только углубило тайну. «Что вы имеете в виду под «не должны были»?» — настаивала Оксана, ее голос оставался спокойным, но в нем чувствовалась настойчивость. «Где вы были? Что случилось с вашими одноклассниками?» Дима отступил назад, его лицо исказилось от ужаса. «Я не могу сказать. Не сейчас. Они все еще там. Они не остановятся, пока все не закончится».
В комнате наступила зловещая тишина. Офицеры переглядывались, не зная, как действовать. Человек, который должен был стать ключом к разгадке, дрожал от страха. И вдруг, так же быстро, как появился, Дима повернулся к двери. «Я не могу здесь оставаться», — сказал он. «Они найдут меня, если я останусь». «Господин Соколов, подождите!» — крикнула Оксана, бросившись за ним. «Нам нужно…» — но дверь захлопнулась. Дима исчез, оставив за собой лишь вопросы.
Теперь у них был живой свидетель, единственный, кто мог объяснить, что произошло с классом 1999 года. Но что бы ни случилось с Димой, что бы ни произошло с другими, это не закончилось. Кошмар только начинался.
Несколько дней спустя Дима сидел в комнате для допросов, напротив следователей. Его глаза, полные ужаса, не утратили своего затравленного выражения. Комната была тихой, воздух густел от напряжения. Последние два часа прошли в мучительных подробностях. Дима рассказывал о своей жизни, воспоминаниях, о том, что помнил о последнем дне с одноклассниками. Но теперь наступил решающий момент. Он собирался рассказать все.
«Они все мертвы, знаете», — начал он, его голос дрожал, но был полон решимости. «Те, кто не подчинился. Те, кто сопротивлялся. Их больше не видели, не слышали. Они просто исчезли». Дима замолчал, его руки слегка дрожали, когда он вытирал их об брюки. Он сидел перед следователями уже несколько часов, но тяжесть признания никогда не была такой ощутимой. «Расскажите с самого начала, Дмитрий», — мягко, но настойчиво попросила Оксана. «Что произошло, когда вы поехали в ту поездку?»
Дима глубоко вздохнул, его взгляд стал далеким, словно он вернулся в тот день. «Все началось, когда автобус сломался», — продолжил он. «Мы были в глуши, в десятках километров от ближайшей дороги. Двигатель заглох. Мы не могли его завести, не могли сдвинуть автобус. И мы ждали. Ждали и ждали». Его голос задрожал, звуки леса, казалось, вернулись к нему, наполняя разум. «И тогда они нас нашли», — сказал он, наклоняясь ближе к следователям. «Они носили серые балахоны, будто жили в грязи. Кажется, они называли себя избранными. Сказали, что они из какого-то убежища, вдали от цивилизации. Место мира, место, где можно сбежать от внешнего мира. Они говорили, что мир рушится, что общество, каким мы его знали, погибает».
Дима покачал головой, его взгляд упал на пол. «Это звучало как шутка. Но мы были в ловушке. Ни у кого не было сигнала на телефонах, никто не знал, как починить автобус. Поэтому мы пошли за ними. У нас не было выбора». Следователи переглянулись. Оксана делала заметки, ее лицо оставалось бесстрастным, но она была полностью поглощена рассказом. «Продолжайте», — сказала она. «Что было дальше?»
Дима заговорил быстрее, его голос стал громче, словно история вырывалась из него. «Сначала их община казалась мирной. Почти слишком хорошей, чтобы быть правдой. Они дали нам еду, сказали, что мы можем отдохнуть. Обещали все, что нам нужно. Воздух там был странный. Тяжелый, как будто все замедлялось. Но потом все изменилось». Он замолчал, его дыхание сбилось. «Они начали говорить о перестройке», — продолжил он. «Что мы должны отпустить наши старые жизни, наше прошлое. Нам запретили говорить о том, откуда мы, от чего бежали. Они называли это очищением». Слово повисло в воздухе, как предупреждение…
