«Она морит меня голодом и бьет,» — жаловалась моя пожилая мама на мою жену. Но однажды я тайно приехал домой и ОФИГЕЛ от увиденного.

Ладно, живи как хочешь.
Рассердился Виктор тогда, сильно рассердился, и не поехал к матери.

Сестры далеко поуехали, один он рядом.
У тех уже внуки, своим детям помогают.

Лида, добрая душа, отправляет Витю к матери.
Поезжай да поезжай.

Поехал все же, как вовремя.
Она лежит, упала и встать не может, еле до кровати доползла.

Увез в больницу, а там за ней уход нужен.
Что поделаешь, мать все же.

Ухаживал, слова не проронил, где санитаркам рубль сунет, где сам.
А тут срочно на объект с ночи уехал.

Что делать?
Знала Лида, что никто больно-то не будет прыгать около старухи, да еще с характером таким.

Делать нечего, придется самой ехать.
Собрала Сережу и поехала в больницу.

Увидела ее злобная старуха и к стенке отвернулась.
Усадила Лида Сережу на стул и молча начала переодевать, обмывать свекровь.

Та злобно глазами зыркает, но молчит.
— Мама, я тут.

— Бабушка твоя, Сережа.
Иди погладь бабушку по головке, пожалей.

Ей больно, ножка болит и ручка.
Замерла старуха, когда маленькая ручка ее внука коснулась старой седой головы.

— Ладно, Зоя Петровна, мы пойдем.
Витя на объекте, завтра он придет сам.

Извините, что я так, бесцеремонно.
Выхода не было.

Прощайте.
— Лида! — позвала свекровь тихонько, шепотом.

Лида в дверях уже стояла с Сережей.
— Лидуша, прости меня.

Спасибо, что внука показала перед уходом.
Лида вернулась.

— Перед каким уходом? Вы что?
Зоя Петровна, вы даже с внуком не познакомились.

А ну прекратите.
Плачет беззвучно старуха, слезы катятся, смотрит на внука своего и сердце топится.

Каждое утро, уже начавшая тихонько ходить, Зоя Петровна выглядывала в окно.
— А что, милочка, дочка с внуком не пришли, что ли?

— Да вон, по коридору идут.
— Бабушка, бабушка, я тебе одуванчиков принес.

Они желтые такие.
Желтые, ты их понюхай…