Оформив дарственную дочери на дом, я и подумать не могла, что моя жизнь превратиться в кошмар и жить я буду в холодном сарае. Но в один день я случайно нашла папку мужа с надписью «Открыть, когда все потеряно». Открыла и ОНЕМЕЛА…
«Сергею кажется, что старьё выглядит убого». Я кивнула, проглотив ком в горле. Что я могла сказать? Это больше не мой дом.
В тот же день я попыталась войти в квартиру через парадную, чтобы взять воды. Ключ не повернулся. «Ой, забыла предупредить», — Ирина появилась в дверях.
«Мы сменили замки. Для безопасности. Пользуйся дверью с участка.
Я поставлю тебе воду в холодильник». Холодильник, маленький, как в общежитии, стоял в углу домика.
Словно я не мать троих детей, а студентка. Дни сливались в один. Ирина велела своим детям, десятилетнему Максиму и восьмилетней Лизе, не беспокоить бабушку в её комнате.
Моей комнате. В сарае, точнее. Однажды утром Ирина постучала в семь утра.
«Мам, нужна помощь. Присмотри за детьми, няня заболела, а у меня важная встреча». Конечно, я кивнула.
Это же мои внуки. «Отлично. Они поели.
Максиму надо доделать уроки, Лиза должна позаниматься на скрипке. Я вернусь к четырём». К полудню дети проголодались.
Я открыла холодильник: полбутылки воды и пачка печенья. «Бабуль, пошли в наш дом, а то у тебя тесно и есть нечего», — сказала Лиза.
«У меня нет ключа, милая». «Но ты же здесь живёшь», — Максим нахмурился. «Я живу здесь», — я указала на домик.
«А большой дом теперь принадлежит вашим родителям». Лиза сморщила нос. «Это странно.
Почему бабушка живёт в сарае?» Я не знала, что ответить, чтобы не очернить их мать. В итоге заказала пиццу на свою карту, ту, что была привязана к сбережениям, которые я отдала Марине. Ирина вернулась не в четыре, а в половине шестого.
«Мам, ты серьёзно?» — она нахмурилась, глядя на коробки от пиццы. «Детям нельзя фастфуд по будням». «Они были голодны», — тихо ответила я. «А у меня нет доступа к кухне».
Ирина театрально вздохнула. «Могла бы позвонить мне». «Не хотела отвлекать тебя от встречи».
Ночью, сидя на кровати и слушая гул старого холодильника, я завернулась в кардиган Виктора. Холод пробирал до костей, обещанной Ириной теплоизоляции так и не появилось. Как всё пошло не так? И что мне теперь делать? На следующее утро я проснулась с жаром и болью в горле.
Каждый шаг отдавался слабостью. Я написала Ирине: «Неважно себя чувствую. Не могли бы вы принести чай и лекарства?» Ответа не было три часа.
«Я на звонке, автоответчик», — наконец ответила она. К вечеру жар усилился, я дрожала под тонким одеялом. В отчаянии написала Алексею и Марине, стараясь не пугать их.
Алексей ответил первым: «Мам, я на выезде, вернусь в пятницу. Поправляйся».
Марина перезвонила сразу. «Мам, у тебя голос пропал. Ты что-нибудь пила? Ирина была у тебя?»
«Нет», — призналась я. «Наверное, она занята». «Это возмутительно», — возмутилась Марина. «Я ей сейчас позвоню».
Через час Ирина появилась с пачкой парацетамола и остывшим чаем. «Марина сказала, ты болеешь», — она держалась на расстоянии. «Я оставила суп в микроволновке на веранде.
Разогреешь потом». Она ушла, даже не спросив, как я себя чувствую. Ночью, лёжа в темноте, я плакала.
Когда моя дочь стала такой чужой? Когда я стала для неё обузой? На следующий день жар спал, но душа оставалась раздавленной. Чувствуя себя чуть лучше, я решила разобрать коробки, которые свалила в углу, когда переезжала. Среди одежды и мелочей наткнулась на старый чемодан Виктора, запертый на маленький замок.
Он однажды упомянул: «Если меня не станет, ключ в ящике с запонками». Запонки, как и комод, наверняка уже на свалке. Ирина выбросила почти всё старое…
