Оформив дарственную дочери на дом, я и подумать не могла, что моя жизнь превратиться в кошмар и жить я буду в холодном сарае. Но в один день я случайно нашла папку мужа с надписью «Открыть, когда все потеряно». Открыла и ОНЕМЕЛА…

«Я ошиблась, признаю». «Ошиблась? Или говоришь то, что, по-твоему, я хочу слышать?» Её молчание было красноречивее слов. «Дома больше нет», — сказала я. «Я его продала».

«Продала?» — она ахнула. «Но это наш дом». «Папа бы не хотел», — перебила я. «Твой отец ясно написал, что моё благополучие важнее.

Я следую его воле». Ирина вскочила. «Значит, ты меня наказываешь навсегда?» «Это не наказание.

Это последствия». Она остановилась у двери. «А дети? Максим и Лиза? Ты не хочешь их видеть?» «Я люблю их», — мягко ответила я. «Они всегда желанны здесь.

Но я не позволю манипулировать». Когда она ушла, я села на новый диван, перебирая в уме разговор. Не было ни злорадства, ни вины, только спокойная уверенность.

Дом продался быстро. Деньги, вместе со счетами Виктора, обеспечили мне безопасность до конца жизни. Михаил помог составить новое завещание.

Равные доли для всех детей, но с условием уважительного отношения ко мне. «Виктор бы одобрил», — улыбнулся он. Месяцы шли.

Мой дом наполнялся жизнью: мебелью, картинами, цветами в горшках. Я вступила в местный клуб садоводов, подружилась с соседкой Верой, начала волонтёрить в библиотеке. В шестьдесят шесть я строила жизнь, которую выбрала сама.

Алексей приезжал часто, иногда с новой девушкой, доброй и внимательной. Марина звонила каждый день, приезжала, когда могла. Даже внуки стали бывать: Сергей привозил их, вежливо кивая, и уезжал по делам.

С Ириной отношения оставались натянутыми, но вежливыми. Ей нужна была эта встряска, хотя я не была уверена, изменится ли она. Однажды, спустя год, я сидела в саду, любуясь первыми тюльпанами.

Телефон пиликнул. Сообщение от Ирины: «Мам, я хожу к психологу…