«Не смій сідати, коли моя мама стоїть!» Чоловік смикнув мене з місця в метро, на дев’ятому місяці вагітності. Пасажири притихли, а потім одна бабуся сказала всього ТРИ слова…
Марина останавливалась каждые несколько ступенек, чтобы перевести дыхание. Свекровь шла впереди, периодически оборачиваясь и качая головой. «Андрей, помоги жене, что ты как неродной!» — командовала она, но в ее голосе не было ни капли сочувствия, только раздражение от задержки.
Андрей виновато брал Марину под руку, но она чувствовала его нетерпение. В такие моменты она особенно остро ощущала свою ненужность в этой странной семье, где главной женщиной всегда будет Антонина Петровна. Утренний час пик был в разгаре.
Платформа кишела людьми, все спешили на работу. Когда подошел поезд, толпа буквально внесла их в вагон. Марина оказалась зажатой между чьим-то рюкзаком и плечом мужчины в деловом костюме.
«Осторожнее с моей невесткой!» — громко заявила Антонина Петровна, привлекая внимание. — «Она у нас беременная, еле ходит». Марина готова была провалиться сквозь землю от смущения.
Несколько человек обернулись, кто-то неодобрительно покачал головой, глядя на окружающих, но никто не уступил место. На следующей станции в вагон вошло еще больше людей, и Марина почувствовала, как у нее начинает кружиться голова от духоты и тесноты. «Я не могу дышать», — прошептала она, обращаясь к мужу.
Андрей протиснулся ближе к ней, и в этот момент один пассажир вышел, освобождая сидение прямо рядом с ними. Марина с облегчением начала опускаться на свободное место, но почувствовала резкий рывок — Андрей схватил ее за руку. «Мама устала», — прошептал он ей на ухо.
«Проявляй уважение». Вагон будто замер. Пассажиры вокруг, только что безразлично смотревшие в свои телефоны, теперь наблюдали за разворачивающейся семейной драмой.
Антонина Петровна с торжествующей улыбкой протиснулась к освободившемуся месту и села, расправив пальто. «Спасибо, сынок», — произнесла она с демонстративной благодарностью. — «У меня ноги совсем не держат.
В моем-то возрасте». Марина стояла, держась за поручень побелевшими пальцами. Внутри нее все клокотало от обиды и бессилия.
Как он мог? Как мог так поступить с ней, с их ребенком? И тут случилось неожиданное. С соседнего сиденья поднялась пожилая женщина в скромном сером пальто и платке. Она была намного старше Антонины Петровны, с морщинистым, но удивительно спокойным лицом.
Окинув внимательным взглядом всю троицу, она произнесла негромко, но так, что услышали многие: «Бог все видит». Затем она взяла Марину за руку и мягко подвела к своему месту: «Садитесь, доченька. Вам и малышу сейчас нужнее».
Марина благодарно опустилась на сиденье, чувствуя, как по щекам текут слезы. Она не видела ни перекошенного лица свекрови, ни растерянного выражения Андрея, ни одобрительных взглядов пассажиров. Она просто сидела, положив руки на живот, и чувствовала, как ее ребенок отвечает благодарным толчком.
Женщина в сером пальто вышла на следующей станции. Перед тем как двери закрылись, она еще раз взглянула на Марину и едва заметно кивнула, словно говоря: «Все будет хорошо». И Марина почему-то поверила.
В тот момент что-то изменилось внутри нее, словно перевернулась какая-то страница. До женской консультации они добрались в полном молчании. Антонина Петровна сверлила невестку недобрым взглядом, а Андрей избегал смотреть ей в глаза.
Марина же чувствовала странное спокойствие, словно приняла какое-то важное решение. Осмотр прошел хорошо. Доктор сказал, что все показатели в норме, но посоветовал больше отдыхать.
«У вас повышенный тонус матки», — объяснил он. — «Постарайтесь избегать стрессов и физических нагрузок. Дородов осталось совсем немного».
Выйдя из кабинета, Марина столкнулась с обеспокоенным взглядом мужа. «Что сказал врач?» — спросил он с нехарактерной для него тревогой. «Что мне нужен покой», — ответила Марина, глядя ему прямо в глаза.
«Настоящий покой». Антонина Петровна фыркнула: «Все эти молодые врачи только и знают, что покой прописывать.
В мое время…» «Поедем домой», — прервала ее Марина. — «Мне нужно лечь».
Обратная дорога показалась еще тяжелее. Марина чувствовала, как внутри нарастает тревога. Что-то было не так: ребенок стал слишком активным, живот то каменел, то расслаблялся.
Но она молчала, не желая давать свекрови повод для новых нравоучений. Дома Марина сразу ушла в спальню, заперла дверь и легла, обхватив руками живот. За стеной были слышны голоса: «Она совсем распустилась, Андрюша.
Я понимаю, беременность, гормоны, но нельзя же так себя вести. Устроила сцену в метро, опозорила нас перед людьми». «Мама, ей правда тяжело».
«А мне легко? Я не молодая женщина, у меня давление, но я же не устраиваю истерик». Марина закрыла глаза, пытаясь отгородиться от этих голосов.
Перед глазами стояло лицо той пожилой женщины из метро. «Бог все видит». Три простых слова, но в них было столько правды.
«Я больше не могу так жить», — подумала Марина, поглаживая живот. — «Ради тебя, малыш. Ради нас обоих».
Вечер прошел в напряженном молчании. Андрей пытался загладить утреннюю сцену: принес ей чай в постель, предложил заказать любимую пиццу, но Марина отвечала односложно. Внутри нее зрело решение, которое пугало ее саму, но другого выхода она не видела…
