«Навіщо мені вас зустрічати? Мама нігті записалася робити, треба її відвезти!» Чоловік не зустрів мене і новонароджену двійню з пологового будинку, зате ввечері його зустрів мій батько з ЦИМ… 

Каждый пример, приведённый Мариной, был правдой, но в его голове они всегда имели объяснение, оправдание. Да, мама советовала подождать с детьми, но ведь только потому, что хотела, чтобы они встали на ноги. Да, она предлагала жить вместе, но ведь из экономии и чтобы помогать с ребёнком.

«Ты сейчас на взводе», — наконец сказал он. «Давай отложим этот разговор. Я буду ночевать в гостиной, а завтра, когда ты успокоишься…»

«Нет», — твёрдо сказала Марина. «Никаких „завтра“. Я приняла решение.

Или ты сейчас, сегодня, принимаешь нашу сторону и разрываешь этот нездоровый симбиоз со своей матерью, или мы расстаёмся». Кирилл поражённо смотрел на жену. Он никогда не видел её такой решительной, такой… чужой. «Что значит „принимаю вашу сторону“?» — спросил он.

«Ты хочешь, чтобы я отрёкся от матери? Перестал с ней общаться?» «Нет», — покачала головой Марина. «Я хочу, чтобы ты расставил приоритеты. Чтобы твоя семья — я и дети — всегда были на первом месте.

Чтобы ты мог сказать своей матери „нет“, когда её требования противоречат интересам нашей семьи. Чтобы ты защищал наши границы, а не прогибался под неё». Кирилл провёл рукой по волосам, нервно взъерошивая их.

«Это невозможно», — пробормотал он. «Ты не знаешь, как это — быть единственным ребёнком одинокой женщины. Она всю жизнь жила ради меня, она…»

Он осёкся, видя, как меняется лицо Марины. Её глаза наполнились не гневом, а каким-то усталым пониманием. «Вот именно, Кирилл», — мягко сказала она.

«Ты всё ещё её ребёнок. Ты не стал мужчиной, не стал мужем, не стал отцом. Ты — сын своей матери.

И, видимо, останешься им навсегда». На несколько минут в комнате повисла тяжёлая тишина. Кирилл стоял, опустив голову, и Марина видела, как внутри него происходит какая-то борьба.

Надежда затеплилась в её сердце. Может быть, этот кризис наконец-то заставит его повзрослеть? «Я люблю тебя», — наконец сказал он, поднимая на неё глаза. «И детей буду любить.

Но ты просишь меня сделать невозможное. Моя мать — часть моей жизни. Я не могу просто отодвинуть её на второй план».

«Даже ради своих детей?» — тихо спросила Марина. Кирилл молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. «Понятно», — кивнула Марина.

«Тогда тебе лучше уйти». «Прямо сейчас?» — он выглядел потерянным, как ребёнок, которого выставляют за дверь в наказание. «Да», — твёрдо ответила она.

«Забирай вещи и уходи. Можешь навещать детей, когда захочешь, но жить мы больше вместе не будем». Кирилл механически подошёл к чемоданам, взял их, словно не веря, что это происходит по-настоящему.

У двери он обернулся. «Это неправильно, Марина», — сказал он. «Ты совершаешь ошибку».

«Возможно», — ответила она. «Но это моя ошибка, и я готова за неё отвечать». В прихожей Кирилл столкнулся с Виктором Николаевичем. Тесть молча смотрел на него, и в этом взгляде читалось всё: разочарование, гнев, презрение.

«Я буду навещать детей», — сказал Кирилл, словно оправдываясь. «Я не бросаю их». «Сегодня ты бросил», — спокойно ответил Виктор Николаевич.

«А дальше посмотрим». Дверь закрылась за Кириллом, и наступила тишина. Марина стояла в коридоре, чувствуя странную пустоту внутри.

Не было ни облегчения, ни отчаяния, только усталость и смутное ощущение, что она только что избавилась от тяжёлого груза, который тащила годами. Из детской донёсся плач — проснулась Маша. Жизнь продолжалась, и в ней теперь было двое маленьких существ, полностью зависящих от неё.

Марина глубоко вздохнула и пошла к дочери. Первые недели после разрыва прошли как в тумане. Бессонные ночи, кормления каждые два часа, колики у Миши, срыгивания у Маши — обычные проблемы с новорождёнными, только умноженные на два…