Мільйонер-одинак, дізнавшись про свій СМЕРТЕЛЬНИЙ діагноз, блукав вулицею. Побачивши бездомну голодну жінку з дитиною, привів до себе додому. А вранці, зазирнувши до кімнати, ОНІМІВ від побаченого
«Эй, Тимоша, есть хочешь? В последний раз спрашиваю». Ребенок радостно и энергично закивал головой, уже не пытаясь скрывать свой голод. «Ну вот, вопрос решен», — подвел итог Глеб.
«Поднимайтесь, идем со мной». Глеб пожалел, что отпустил водителя. Женщина едва передвигалась — то ли от холода, сковавшего тело, то ли от длительного недоедания.
Ее движения были медленными, будто через силу. Он подхватил мальчика на руки — тот оказался удивительно легким, почти невесомым — и, стараясь сдерживать шаг, чтобы не терять из виду спутницу, направился к ближайшей стоянке такси. Снег повалил гуще.
Тимоша, пригревшись у Глеба на руках, положил голову ему на плечо. Его маленькое тельце все еще вздрагивало от холода, но дыхание постепенно становилось ровнее. Глеб чувствовал странную теплоту внутри, словно что-то давно замерзшее начало оттаивать.
«Далеко идти?» — тихо спросила женщина, когда они свернули с проспекта. «Нет, еще пару минут», — ответил Глеб. «Вам тяжело?» Она покачала головой, но он видел, как ей трудно.
На стоянке, к счастью, нашлась свободная машина. «В Атриум», — назвал Глеб торговый центр водителю. «Сначала нужно купить вам одежду потеплее», — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд спутницы.
«А потом поедем ко мне домой». Женщина бросила на него испуганный взгляд, но ничего не сказала. Она понимала, что выбора у нее нет: ночевать с ребенком на улице в такую погоду — верная смерть.
Это понимание отражалось в ее глазах: решимость довериться незнакомцу от безысходности. Через полчаса его случайные знакомые уже переступали порог особняка Глеба. В просторной прихожей с высокими потолками и мраморным полом они остановились в нерешительности, со страхом озираясь по сторонам.
«Мама, мы снова на вокзале будем ночевать?» — вдруг спросил Тимоша. Глеб, услышав это, не смог сдержать улыбку. «Почему на вокзале?» Женщина ответила вместо сына.
«Он только на вокзале видел такие большие помещения и высокие потолки». Она тоже улыбнулась, впервые с момента их встречи. Улыбка преобразила ее осунувшееся лицо, сделав его неожиданно молодым и привлекательным.
Домработница, предупрежденная звонком Глеба о гостях, подготовила ужин. Ароматы домашней еды заполняли дом, создавая атмосферу уюта. За столом Тимоша сначала стеснялся, но голод взял свое: он уплетал за обе щеки, периодически бросая взгляды на мать, словно спрашивая разрешения.
Она сама ела медленно, маленькими кусочками, как человек, отвыкший от нормальной пищи. После ужина они перешли в гостиную. Тимоша, отогревшись и насытившись, попытался было исследовать новое пространство, постоянно показывая пальцем на разные предметы с неизменным вопросом: «А что это?»
Но вскоре усталость взяла свое: он забрался на диван, положил голову на колени матери и задремал. Глеб наблюдал за ними с необъяснимым чувством покоя. В свете настольной лампы лицо женщины казалось очень молодым, не больше двадцати пяти лет.
Она нежно гладила волосы сына, и в этом простом жесте читалась такая любовь, что у Глеба защемило сердце. «Как вас зовут?» — спросил он тихо, чтобы не разбудить мальчика. «Варвара», — ответила она после небольшой паузы.
«Красивое имя», — искренне сказал Глеб. «Расскажете, как вы оказались на улице с ребенком?» Варвара некоторое время молчала, словно взвешивая, стоит ли доверяться этому странному мужчине, приютившему их. Потом тихо начала свой рассказ.
«Зовут меня Варварой, — так меня в приюте назвали, куда я грудничком попала. Банальная история: мать по залету родила да и отказалась от меня в роддоме. Отец даже не собирался меня признавать — это мне нянечки рассказали, когда я подросла и все не переставала родителей ждать…
