«Любий, якщо твоя зарплата належить твоїй мамі, то моя моїм батькам!». У день зарплати Лариса все до копійки відправила своїй мамі. А коли чоловік попросив на вечерю КОТЛЕТИ, дружина йому просто сказала ЦЕ…

Несмотря на все понимание ситуации, где-то глубоко внутри он все еще оставался маленьким мальчиком, отчаянно жаждущим материнского одобрения и любви. «Хорошо», — тихо сказал он. «Я уйду. Но знай: моя дверь всегда открыта для тебя. Когда ты будешь готова к нормальному разговору, приходи. Только без манипуляций, без истерик, без требований денег».

«Вон!» — завизжала Анна Петровна, схватив с журнального столика вазу и замахнувшись. Дима молча развернулся и вышел из квартиры.

Ваза разбилась о закрывшуюся дверь, осыпая осколками коридор. Спускаясь по лестнице, он чувствовал странную смесь опустошения и облегчения. Словно сбросил с плеч многолетний груз, но одновременно потерял часть себя.

Всю жизнь отношения с матерью определяли его существование, формировали его личность. И теперь, порвав эту болезненную связь, он должен был заново определить, кто он такой. Выйдя из подъезда, Дима достал телефон.

«Лариса? Я еду домой. Да. Все кончено».

Холодильник доставили в субботу, ровно в полдень. Большой, блестящий «Бош» занял место старого «Минска», мгновенно преобразив кухню. Лариса не могла перестать открывать и закрывать его дверцу, наслаждаясь мягким шелестом резиновых уплотнителей и ровным, почти не слышным гудением.

«Красавец», — сказала она, поглаживая гладкую металлическую поверхность. «И тихий, как мышь». Дима молча кивнул, раскладывая продукты по полкам.

С момента разрыва с матерью прошло три дня, и он все еще был погружен в себя, словно пытался осмыслить произошедшее. «О чем думаешь?» — Лариса коснулась его плеча. «О том, что случилось», — Дима вздохнул.

«О маме. О нас. Обо всем». «Жалеешь?» Он помолчал, аккуратно расставляя бутылки с молоком и соком.

«Нет. Не жалею. Но мне больно».

«Конечно, больно», — Лариса обняла его со спины. «Она твоя мать. Как бы она ни поступала, ты все равно ее любишь».

«Знаешь, что самое странное?» — Дима повернулся к ней. «Я чувствую себя свободным. Впервые в жизни».

Словно сбросил кандалы, о существовании которых даже не подозревал. «Это и есть свобода», — Лариса улыбнулась. «Свобода быть собой. Принимать решения самостоятельно. Не оглядываться постоянно на чье-то одобрение». Они закончили разбирать продукты и сели за кухонный стол.

За окном шел тихий весенний дождь, умывая город после долгой зимы. «Она вернется», — вдруг сказал Дима. «Мама. Может, через неделю, может, через месяц. Но вернется. Она не умеет жить без контроля над моей жизнью».

«И что ты будешь делать?» «Говорить с ней. Твердо, но спокойно. Без уступок в главном», — Дима задумчиво посмотрел в окно….