Коли там у тебе вклад закінчується, невісточко? А то я вже ресторан на 80 осіб забронювала. Свекруха усміхалася, вивчаючи мою ощадкнижку, але її радість була НЕДОВГОЮ…

Затем его лицо исказилось от ярости. Ты? Шпионила за моей матерью? За собственной свекровью? Да ты совсем спятила. Я не шпионила.

Я собирала доказательства, потому что ты мне не верил. Показывай, процедил он сквозь зубы. Показывай свои доказательства.

Марина с дрожащими руками открыла папку с видеозаписями. За следующий час они просмотрели десятки эпизодов вторжения свекрови в их личную жизнь. Лицо Паши становилось все бледнее.

Когда дошли до записи разговора с подругой, где Людмила Аркадьевна хвасталась, как манипулирует сыном, он закрыл лицо руками. Не может быть, повторял он. Не может быть.

Прости, Марина осторожно коснулась его плеча. Я не хотела, чтобы ты узнал так. Но это правда.

Паша резко отшатнулся от ее прикосновения. Ты годами собирала компромат на мою мать. Записывала ее без разрешения.

Шпионила. И теперь хочешь, чтобы я тебя простил? Я пыталась поговорить с тобой. Много раз.

Ты всегда становился на ее сторону. А ты вместо нормального разговора установила гребаные камеры. Он вскочил с дивана.

Какая же ты. Мерзкая. Это слово, хлестнуло Марину словно пощечина.

То есть, то, что твоя мать, вероятно, взяла на тебя кредит, тебя не смущает? Или то, что она читает мою почту? Или роется в наших вещах? Это нормально? Паша молчал, тяжело дыша. Я еду к матери, наконец произнес он. Это надо прояснить.

Паш, может не стоит сейчас. Не указывай мне, что делать. Он схватил куртку.

Ты все испортила своими идиотскими подозрениями. Теперь я сам во всем разберусь. Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что задрожали стекла.

Паша вернулся под утро. Марина не спала, сидела на кухне, обхватив колени руками. Когда он вошел, на его лице застыло странное выражение, смесь опустошенности и осознания.

Ты был прав насчет кредита, произнес он безжизненным голосом. Это мама. Созналась, когда я показал ей выписку.

Сказала, что ей срочно нужны были деньги на лечение, а просить не хотела. На лечение? Переспросила Марина. Какое лечение? Она же здорова, как бык.

Паша молча достал телефон, открыл галерею. Вот, ее новая норковая шуба. Куплена месяц назад.

Стоимость – 240 тысяч гривен. Марина уставилась на фотографию, где Людмила Аркадьевна позировала в роскошном темно-коричневом манто. В том самом, в котором приходила к ним две недели назад, жалуясь на нехватку денег даже на лекарства.

Господи, выдохнула Марина. И что теперь? Не знаю, он обессиленно опустился на стул напротив. Я всегда считал ее.

Безупречной. Лучшей матерью на свете. А она? Он не договорил, но Марина поняла.

Предательство самого близкого человека – это рана, которая не заживает мгновенно. Что она сказала, когда ты ее спросил? Осторожно уточнила Марина. Сначала отрицала.

Потом плакала. Потом? Он сглотнул, сказала, что это я виноват. Что нормальный сын, сам бы предложил матери деньги на шубу, а не заставлял бы ее унижаться и изворачиваться.

Марина молчала. Что тут скажешь? Я попросил ее вернуть шубу и погасить кредит, продолжал Паша. Она устроила истерику.

Кричала, что я предал ее ради этой женщины, это о тебе. Что я неблагодарный сын, что она всю жизнь мне отдала. И ты поверил? Нет, он поднял на нее воспаленные глаза.

Не после того, что увидел на твоих записях. Не после ее признания в мошенничестве. Я сказал ей, что если она не вернет деньги, я подам заявление в полицию.

И как она отреагировала? Выставила меня за дверь. Сказала, что у нее больше нет сына. Они сидели в тишине, не зная, что сказать друг другу.

Между ними словно пролегла пропасть из невысказанных обид, подозрений и разочарований. Прости меня, наконец произнес Паша. Я должен был верить тебе, а не ей.

Должен был видеть, что происходит. Марина кивнула, но внутри что-то надломилось. Слишком много всего случилось, слишком много горечи накопилось.

Простое прости не могло все исправить. Тебе нужно поспать, сказала она, вставая. Завтра решим, что делать дальше.

Когда она уже была в дверях кухни, Паша окликнул ее, а про юбилей. Про то, что она банкет в «Киево-Печерске» хотела за наш счет. Это правда? Да, ответила Марина.

Она нашла выписку с моего счета. Помнишь про вклад на 500 тысяч? Она хотела закатить банкет на 80 человек, и чтобы я это оплатила. Это на записи с ее подругой.

Она сказала, что ей плевать на наши ссоры, главное, чтоб мы раскошелились на ее праздник. Паша кивнул, глядя в пустоту. 8 ноября.

Я уже отложил деньги на подарок. Марина не сказала, что знает об этом. Что видела, как свекровь находила спрятанный конверт, с этими самыми деньгами, пересчитывала их, а потом, покачав головой, бормотала, мелочаться, сволочи.

Не было смысла добивать мужа этой информацией. Он и так выглядел раздавленным. Следующие две недели прошли в странном затишье.

Людмила Аркадьевна не звонила, не приходила. Паша был молчалив, много работал, поздно возвращался. Марина сосредоточилась на работе, стараясь не думать о накопившихся видеозаписях, о юбилее свекрови, о трещине в их отношениях….