Кардиохирург заплатила БРОДЯГЕ за уборку на могиле мужа… А приехав через неделю, обомлела, ЧТО пришлось увидеть вместо уборки
Пока Иларион забирал вещи и инструменты, Тамара повела Полину к могиле Максима. Девочка шла сосредоточенно, крепко сжимая ее руку. «Это твой муж?» — спросила она, глядя на портрет на памятнике.
«Да», — тихо ответила Тамара, — «его звали Максим. Он был архитектором. Они молча стояли у могилы».
Тамара отметила, что кто-то, вероятно, Эдуард Степанович, поддерживал здесь порядок. Траву подстригли, цветы политы. Полина вдруг достала из кармана платья сложенный вчетверо лист бумаги, один из своих рисунков.
«Можно я положу это ему?» — спросила она, расправляя лист. На рисунке был изображен дом, не обычный, а словно парящий среди облаков, с окнами, из которых лился теплый желтый свет. «Это его новый дом на небе, дядя Максим», — сказала Полина, аккуратно кладя рисунок на могильную плиту и придавливая камешком.
«Мама говорит, что ты был хорошим». Тамара не смогла сдержать слез. Она присела и крепко обняла девочку, пряча лицо в ее волосах, пахнущих больницей и солнцем.
«Спасибо, родная», — прошептала она. «Я думаю, ему бы понравилось». Подошедший Иларион молча встал рядом.
Хата бабы Насти стояла на краю города, где улицы переходили в проселочные дороги, а городская суета уступала место неторопливому сельскому укладу. Старая глинобитная хата, потемневшая от времени, с крепким кирпичным фундаментом и покосившимся забором. Но главное ее сокровище скрывалось внутри и в саду, заросшем сиренью и шиповником, где когда-то бабушка выращивала свои целебные травы.
Ключ с трудом провернулся в замке, словно хата сопротивлялась вторжению чужаков. Но стоило двери со скрипом отвориться, как Тамару окутал знакомый с детства запах — сухих трав, старого дерева, печной глины. «Осторожно, тут может быть пыльно», — предупредила она, входя первой.
Они обошли хату, просторную горницу с печью, маленькие спаленки, закуток, где когда-то баба Настя принимала больных. Везде царил дух старины, бережно сохраненной предыдущими поколениями. Иларион с профессиональным интересом изучал деревянные элементы, наличники, ставни, балки перекрытий.
«Это настоящее сокровище», — говорил он, проводя пальцами по узорам. «Таких мастеров уже нет. Но можно восстановить, сохранить стиль».
Тамара открывала шкафы, комоды, сундуки, словно погружаясь в собственное детство. «Вот вышитые рушники, вот глиняная посуда, раскрашенная вручную. Мама говорила, что нужно все это продать», — сказала она задумчиво.
«Что старье только место занимает». А бабушка отвечала, «Корни нельзя продавать, доченька. Без корней дерево засохнет».
Полина обследовала хату по-своему. Она заглядывала во все углы, трогала старые вещи, нюхала засушенные травы, все еще висевшие пучками под потолком. «А что там?», — указала она на тяжелый окованный сундук, стоявший в дальнем углу горницы.
«Не знаю», — призналась Тамара. «Помню, он всегда был заперт». Бабушка говорила, что там семейные реликвии.
Ключ от сундука нашелся в старой шкатулке. Тяжелая крышка поднялась с протяжным скрипом, словно сундук вздохнул после долгого сна. Внутри лежали свертки в льняной ткани, старые фотографии, письма, вышивки, какие-то документы…
