— Ты думаешь, что заслуживаешь эту зарплату? Потому что, честно говоря, я пока не вижу в тебе ничего особенного. Она глубоко вдохнула, стараясь сдержать слезы. Унижение стало привычным, но оставить работу она не могла.
— Я здесь, чтобы помогать, — спокойно ответила она. — А не для того, чтобы меня судили. Ее твердый ответ заставил Дмитрия нахмуриться.
Он, казалось, был удивлен ее смелостью, рутина была изнуряющей и полной мелких стычек. Дмитрий отказывался облегчать ей работу. Перемещение его из кресла в ванну было постоянной борьбой, и он редко шел на сотрудничество.
Однако Екатерина сохраняла терпение, решив преодолеть каждый вызов. Каждый вечер она возвращалась, домой уставшей, но находила силы в теплых объятиях Миши, который спрашивал «Мама, ты счастлива?» Вопрос сжимал ей сердце, но она всегда улыбалась и отвечала «Да, мой ангел, я счастлива, потому что у меня есть ты». Однажды днем, помогая Дмитрию одеваться, Екатерина заметила, что он смотрит на что-то у нее на руке.
Это был небольшой браслет, сделанный из разноцветных бусин, явно ручной работы. — Кто это сделал, да? — спросил он менее жестким голосом, чем обычно. — Мой сын, — ответила Екатерина, удивленная вопросом.
Он ничего не сказал, но оставшуюся часть дня был необычно молчалив, будто погрузился в собственные мысли. Несколько дней спустя Екатерина решилась нарушить молчание. Во время обеда она небрежно сказала «Знаете, Миша, учатся играть на пианино, он думает, что однажды станет знаменитым».
Дмитрий поднял глаза, удивленный. — Пианино? — пробормотал он. Я играл в молодости.
На этом разговор оборвался, но Екатерина поняла, что под броней, которую носил Дмитрий, скрывается нечто большее, переломный. Момент наступил одной бурной ночью. Генератор в особняке вышел из строя, погрузив все в темноту.
Дмитрий, который всегда избегал какой-либо эмоциональной поддержки, позвал Екатерину таким голосом, которого она никогда раньше не слышала уязвимым. Когда она вошла в комнату, то увидела его неподвижным в кресле, с трудом дышащим. «Я не люблю темноту», — признался он с легкой дрожью, — в голосе.
Ничего не говоря, Екатерина взяла фонарик и села рядом, держа его за руку долгие минуты. В этой тишине Екатерина осознала нечто важное. Дмитрий был не просто озлобленным человеком, он был человеком, который носил в себе боль, которую никто не пытался понять.
И впервые Дмитрий не отверг помощь, которую она предлагала Эссе. Того дня что-то изменилось. Дмитрий начал немного оттаивать, хотя и неохотно.
Казалось, что он, вопреки самому себе, позволял Екатерине проникнуть за стены своей крепости одиночества. Екатерина начала замечать тонкие изменения в поведении Дмитрия. Несмотря на его все, еще саркастический тон и жесткую манеру, были моменты, когда его холодная оболочка трескалась.
Тишина между ними больше не была такой тяжелой, и Екатерина чувствовала, что постепенно завоевывает его доверие. Однажды днем, убирая пыльные книги с полки в кабинете, она обнаружила перевернутую рамку. Инстинктивно она подняла ее и увидела фотографию семьи.
На ней был молодой Дмитрий рядом с женщиной с радостной улыбкой и девочкой с сияющими глазами. Контраст между тем счастливым снимком и тем мужчиной, которого она знала, был разительным. Дмитрий вошел в комнату и замер.
«Поставь это на место», — сказал он более низким голосом, чем обычно. «Простите, я не хотела нарушать вашу приватность», — ответила Екатерина, ставя рамку обратно. Но в тот момент стало ясно.
Дмитрий был не просто трудным человеком, он носил в себе невыносимую боль. Тем же вечером Екатерина услышала странный звук из кабинета. Заглянув в щель двери, она увидела Дмитрия в инвалидном кресле, держащего ту самую фотографию.
Его глаза были влажными, но он, казалось, не замечал ее присутствия. Это зрелище было одновременно разрушительным и откровенным. Впервые она поняла, что грубость Дмитрия — это не просто озлобленность, а щит от боли, которую он не хотел признавать.
На следующий день, во время гигиенических процедур, Дмитрий как будто случайно начал исповедь. «Я был женат», — начал он, отворачивая взгляд. «У меня была дочь.
Они погибли». Его голос дрогнул, но Екатерина не стала его торопить. Она продолжала свое дело, позволяя ему самому решать, сколько рассказывать.
Дмитрий больше ничего не сказал в тот момент, но в его голосе звучала не только грусть, но и чувство вины. Несколько дней спустя Дмитрий неожиданно попросил отвезти его в сад. То, чего он никогда раньше не делал…