«Будь счастлив, это для тебя». Отец привел с улицы беспризорную девушку для своего сына инвалида, а на утро ОНЕМЕЛ, когда открыл двери в комнату

Ты был бы готов отказаться от всего, что знал, любил, во что верил, если бы стал здоров? — Я бы отдал весь мир, — ответил он честно. Её зелёные глаза с поволокой смотрели в самую душу, выворачивая наизнанку то, в чём боялся он признаться самому себе. — Я бы что угодно сделал ради того, чтобы стать нормальным.

Она кивнула. Просто кивнула. Но ему показалось, что в этом заключалось какое-то сложное и опасное решение.

Тогда ты должен поверить мне. Она потянулась к странной детали своего наряда — чёрной ленте на шее. Макс вспомнил, что это называется чокер.

Отстегнула с него круглую золотую подвеску. В пальцах покрутила, как-то хитро ногтями нажимая на неё. А потом вдруг резко прижала украшение к шее парня.

Почувствовав укол, Макс вскрикнул и дёрнулся, чуть с кровати не свалился. — Ты чего творишь? — Даю тебе шанс, дурачок. — улыбнулась.

Макс прижал руку к пострадавшему месту на шее. Красного следа не было на пальцах. Он хотел было уже потянуться к телефону на прикроватной тумбочке, чтобы вызвать на эту чокнутую, но понял, что руки немеют, и он не может пошевелиться.

Отец маньячку привёл. Мелькнула в туманящемся сознании мысль. Беззвучно открывая и закрывая рот, парень наблюдал, как она поднимается и уходит.

— Бронзовый пёс, молодая луна, — сказала непонятное вовсе. Послала воздушный поцелуй и вышла из его комнаты. Стукнула входная дверь, а потом Макс заснул.

Не то чтобы Дмитрий стеснялся находиться в квартире в ночь, когда в жизни его сына происходит столь важное событие, как первая близость с женщиной. Но он просто решил, что Макс так хоть потеряет способность спорить, возмущаться, а там природа своё возьмёт. Девчонка ему показалась толковой, опытной.

Приметил её во дворах, под аркой стояла, прислонившись к стене. Рука на бедре и глядела так зазывно. Не растерялся, подошёл и спросил.

— Мол, работаешь? А она ответила, что работает, если он ищет. Денег вперёд дал. Естественно, куда меньше, чем могла бы попросить любая ночная бабочка.

— Да такая, — думал Дмитрий, — и за краюху хлеба должна быть на всё согласная. Он не жалел её. Такие, как она, на улицу попали и пропали.

Он тут ни при чём. Не он, так другой воспользовался бы. А он ещё и по-людски.

В тёплый дом привёл на целую ночь. Объяснил, что не богат, а сын особенный. Девчушка ничего не возразила, пошла следом.

И эту ночь Дмитрий провёл у соседа Михаила. Тот прожил всю жизнь одиночкой, работал электриком. Да вот как-то потихоньку и горько запил.

Говорили с соседом обо всём. Что утро пришло, и не заметишь даже так сразу. За окном мир заволокла пасмурная пелена.

Зябко и ужасно Дмитрий пересёк двор. Вошёл в свой подъезд. На первом этаже жили.

Отпер дверь в квартиру. Разулся, пошёл на кухню. В горле першило от жажды.

И онемел, увидев сына. «Папа, я здоров!» Макс стоял посреди кухни, без ходунков. Руки раскинул и повернулся кругом.

Засмеялся. «Пап, я снова сам хожу!» «Сынок!» Дмитрий смотрел и глазам своим не верил. Он привык видеть сына другим.

И сейчас моргал поражённо, не знал, что это. Как такое может быть? Максим вытянул руки вперёд. «Смотри, пап, не дрожат?» Сжал и разжал кулаки, сам на себя глядя потрясённо.

«Что случилось?» — спросил Дмитрий. И вдруг сын переменился в лице. Он открыл рот, схватился за горло, а потом тяжело осел на пол, ударился боком об стол.

«Сынок!» — кинулся к нему, присел рядом. Вмиг протрезвел от того, что сперва увидел, а теперь и от того, что сын вмиг опять стал как прежде. Максима колотила крупная дрожь.

Он пытался что-то сказать, но не мог. Дмитрий дотащил его, кое-как донёс до комнаты и сгрузил на кровать. Бросился к телефону и набрал номер Тамары.

Листок с ним у зеркала в коридоре был прицеплен. Тамара Васильевна была асоциальным работником, приходящим в семью раз в неделю. Но помимо своих прямых обязанностей она также опекала Максима.

Нет, никакой сентиментальной заботы не было. Тамара Васильевна была молчалива, но выслушивала периодически накрывавшее Макса нытьё о том, как он устал болеть. Она терпеливо рассказывала ему обо всех доступных методах лечения его заболевания, хотя большинство из них и стоили запредельно дорого, и никаких результатов не гарантировали.

Скорее, были лишь способны отсрочить неизбежное. Она подбадривала мальчишку уже третий год. Дмитрий подозревал, что это от того, что сама Тамара была незамужней и бездетной.

Вообще, она его даже раздражала немного, потому что критиковала, ругалась, и переспорить, перекричать её было невозможно. Бесстрастно стояла на своём, что обязан, дескать, ради сына бросить пить, устроиться на работу и зажить по-людски. — А как? — разводил руками Дмитрий, если разговор приходился на день, когда был трезв.

— Как мы живём? Иначе нельзя. Да, я пью, но я больной человек. Алкоголизм — это болезнь.

Ничего поделать с собой не могу. Не сложилась жизнь ни у меня, ни у сына, и всё тут. — Вы его угробите, — поджимала губы Тамара Васильевна.

— Куда он попадёт, когда вы допьётесь? В интернат? Он способный мальчик, но ему нужен уход. — А толку? — Дмитрий ненавидел говорить с этой женщиной вот так, трезвым. Когда не скроешься за единственной своей преградой, крепким градусом напитка.

Всё равно овощем ляжет какая-то жизнь. Тамара Васильевна, у которой вообще-то визита на этот день к Максиму не планировалось, и вообще у неё был законный выходной, мало что поняла из сбивчивого рассказа непутёвого отца подопечного. — Вы пьяны, — констатировала она очевидный факт.

Но слишком уж странное звучало ей в ухо, что Макс стал здоров как-то, а потом ему опять сделалось плохо. Вздохнув, женщина всё-таки решила навестить парня. — Выяснить всё, а то вдруг там отец допился.

— Так потом явное безразличие не простишь самой себе. — Ну, рассказывай, — потребовала она, когда добралась до Макса и села на стул у его постели. — Что у вас случилось? — Я ж говорил, — встрял отец парня, но Тамара на него шикнула.

— Я с Максимом поговорить хочу. А вы выйдите за дверь. Фу, умойтесь, что ли, хоть.

И проветрите в квартире. Дышать нечем. Дмитрий ушёл, ворча под нос о том, какие некоторые бабы.

— Так, Максим, а сейчас расскажи мне всё, что случилось. Ты почувствовал себя лучше и попытался? — А потом упал, да? Юноша смотрел в стену. Он не мог объяснить вот так всё случившееся.

Просто он проснулся ранним утром, вспомнил о том, что случилось накануне. Испугался, что это ненормально, и его… что-то с ним сделало, укололо чем-то. Но вдруг ещё осознал, что у него не болит спина.

Вообще не болит. Потянулся к ногам и вскрикнул, потому что они чувствовали. Пальцы ног не были как ватные.

Максим даже ущипнул себя, чтобы проверить, не спит ли. Он вдохнул глубоко и потянулся, сидя. Шея слушалась и гнулась.

Всё ещё не веря в происходящее, он спустил на пол одну ногу. Холодный пол, ура! Чувствовать стопой правой ноги он даже иголки давно перестал. Тыкал себя зло, проверяя.

Раньше ещё. Вторую ногу опустил. «Идиот, ты же не ходишь сам нормально!» — воскликнул сам себе.

Но, повинуясь отчаянной жажде испытать, а что же с ним такое, что он так хорошо себя чувствует, поднялся. Без трости, ходунков, как обычный человек. Ухнул, руки раскинул, чтобы равновесие с непривычки удержать…