Как только отец был похоронен, мачеха выставила в ночь падчерицу из собственного дома

Как только отец был похоронен, лицо Алены вспыхнуло не болью потери, а страхом и обидой. Ей было всего 10 лет, и она стояла на кладбище в черном пальто, слишком большом для ее худенькой фигурки. Каждый, кто проходил мимо, с сочувствием смотрел на сироту, тихо вздыхал, шептал слова соболезнования, но мало кто замечал женщину, стоявшую рядом с девочкой, с холодным и отрешенным взглядом.

Это была ее мачеха Марина, 45-летняя, ухоженная, с безупречной прической, дорогим макияжем и выражением лица, в котором не читалось никакого сострадания. Именно Марина спустя каких-то несколько часов после того, как отца Алены предали земле, выставила падчерицу на улицу в ледяную ночь. В тот момент, когда траурная процессия начала расходиться, Марина сделала вид, что у нее разболелась голова.

Она хитро поджала губы и смотрела на Алену с таким видом, словно та была виновницей всех несчастий в ее жизни. Девочка молчала, инстинктивно понимая, что сейчас лучше не спорить. Все сокрушались, как же теперь Алене жить без папы.

Но никто не мог представить, что уже к вечеру Марина решит судьбу падчерицы самым суровым образом. День тянулся мучительно долго. По дороге домой Марина сидела в машине, за рулем которой был наемный водитель, худощавый мужчина лет тридцати, с коротко стриженными волосами и сдержанными манерами.

Он смотрел на Алену в зеркало заднего вида и, казалось, готов был что-то сказать, но, видя ледяной взгляд Марины, промолчал. Само присутствие падчерицы в салоне вызывало у Марины неприязнь. Девочка, к тому же, тихо всхлипывала, прижимая к себе тетрадку, последнюю память об отце, где он записывал ее детские мечты.

Когда машина остановилась у их дома, большого просторного особняка, который когда-то принадлежал отцу Алены, Марина вышла первой, не оборачиваясь и не подавая девочке руки. Алена сама выбралась из салона, стараясь не расплакаться при виде знакомого двора, где она еще вчера была счастлива вместе с папой. Мачеха строго осмотрела ее, словно проверяя, не унесла ли девочка в кармане какого-нибудь лишнего наследства.

Внутренне девочка сжалась, на душе у нее стало тревожно. На ужине все было холодно и неестественно. Марина сидела во главе стола, крутила бокал с вином, но почти не ела.

Алену посадили напротив, перед ней поставили тарелку супа, который остыл еще до того, как девочка сделала хотя бы один глоток. После долгого молчания мачеха задумчиво произнесла: «Ты ведь понимаешь, что теперь все изменится, да?» Алена подняла на нее глаза. Она чувствовала, что сейчас последует что-то ужасное, но не догадывалась, насколько.

Марина продолжила, отставив бокал: «Дом теперь мой. Все документы оформлены так, что ты не имеешь прав на собственность до своего совершеннолетия, да и то под моим надзором. Ты будешь жить по моим правилам, а если что-то не так, пеняй на себя».

«Но…» — начала было Алена, и сразу ее голос дрогнул. «Папа хотел… твой папа хотел много всего, но папа умер», — отрезала Марина. «И у меня свое мнение, как нужно вести наши семейные дела.

Ты будешь меня слушаться. Все, иди к себе». Алена встала и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж.

Ей пришлось преодолевать желание расплакаться прямо при Марине, но она понимала, что это лишь вызовет еще большую неприязнь. За спиной слышались шаги мачехи, и девочка ощущала на затылке тяжелый взгляд. Добравшись до своей комнаты, когда она уже собиралась прикрыть дверь, Марина тихо, но жестко проговорила: «Смотри, не вздумай тут ничего трогать из того, что он тебе дарил.

С завтра я буду наводить здесь порядок». С этим она ушла, а Алена так и осталась стоять в темной комнате, обхватив себя руками. На глазах выступили слезы, которые сдерживать уже не имело смысла.

Ее отец буквально накануне вел ее за руку по этому дому, показывал, как заменить лампочку, где лежат инструменты, и рассказывал о будущих планах, как они вместе посадят деревья в саду, поставят новую горку, но все это оборвалось в один миг. Наступила глубокая ночь, когда к Алене в комнату зашла Марина. Она была в халате, но в полном макияже, явно не собираясь спать.

Лицо мачехи выглядело напряженным, и в ее глазах был какой-то грозный блеск. Алена уже лежала в кровати, укрывшись одеялом, но не спала. Девочка приподнялась и почувствовала, как сердце сжимается от тревоги.

«Собирайся», — коротко бросила Марина. «Куда?» — спросила Алена, непонимающе моргая. «Сейчас же ночь». — «Я сказала, собирайся.

И побыстрее. Возьми свои вещи. Вот чемодан».

Марина кинула на пол у входа небольшой потертый чемодан, который когда-то давно принадлежал Алениной бабушке. «Я устала смотреть, как ты здесь копошишься. Мне нужно пространство, мне нужна тишина.

А у тебя найдутся и другие места, где ночевать». Алена не поверила своим ушам. «Ты… ты выгоняешь меня?» Она прошептала эти слова, боясь поверить их смыслу.

«А ты считаешь, что я хочу тут возиться с ребенком, который мне не нужен?» — с вызовом спросила Марина. «Все, хватит разговоров. Пошевеливайся…